должно быть понятно тем, кто не знаком со вселенной и теперь я хочу нарисовать гаруспу >_<
Гаруспа глубоко дышала, шумно втягивая воздух узкими ноздрями и громко выдыхая его сквозь стиснутые зубы. Прикрыв глаза, она концентрировалась на пульсации под солнечным сплетением, заставляя сердца биться медленнее. Словно попавшие в силки птицы, они не слушались, и чем больше их пытались сдержать, тем сильнее сопротивлялись, трепыхали, будто пытаясь вырваться на свободу, прежде чем сдаться и угомониться. Она взглянула на часы. Теперь два удара перепадали на каждые три секунды - гаруспа вернула себе самообладание. Полностью. Внезапно охватившее её волнение от осознания ряда законов, которых ей пришлось нарушить, и величины наказания за это, испарилось в считанные секунды. Его заменила скука долгого ожидания. Она взялась перебирать лежащие перед ней бумаги, словно бы проверяя, всё ли лежит в нужном порядке, хотя как иначе записи могли лежать, если она сама их складывала? Держать в руках физическую бумагу, писать чернилами и грифелем было крайне непривычно - гаруспа с раннего детства не держала в руках этих инструментов, - но использование любых электронных устройств на данном этапе было опасно. К тому же, она признавала, ей нравилась возня с бумагой, её резкий запах и шершавая поверхность синтетических волокон, отчего-то обычно вызывавших у гаруспов отторжение.
Тяжёлая дверь отворилась чуть резче, чем хотелось, и она привстала. Охранник, повозившись у входа, втолкнул в сырую комнатушку, уже сто лет как неиспользовавшуюся, тощую фигуру, сопровождавшую своё появление звоном тонких цепей. Фигура неподвижно застыла, слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно призрак. Закатив глаза, охранник прошёл внутрь, на полпути обернувшись на дверь, словно боясь, что та сама по себе захлопнется и защёлкнет замок, протащил своего подопечного к единственному свободному стулу и силой усадил на него. Казалось, под таким натиском что-то должно было обязательно хрустнуть, но единственный неприятный звук, разнесшийся по помещению и быстро утонувший в глубине стен, был очередной перезвон цепей. Гаруспе вспомнилось, как в детстве она играла со старым поводком дедовского переата, и ей особенно нравился издаваемый им звук, когда повисшую перпендикулярно земле цепочку кидаешь с большой высоты на землю.
- Вот Ваш заключённый, доктор. - Проговорил охранник с большим равнодушием, чем ожидалось. - Я зайду через сорок минут.
Она кивнула. Как и прежде, она не произносила ни слова, будто не желая, чтобы кто-то запомнил её голос. Когда охранник не ушёл, гаруспа подняла на него ярко выделявшиеся на сером лице белоснежные глаза и кивнула снова, на этот раз - как-то более грубо. Тот, наконец, всё понял и поспешил уйти прочь, с грохотом захлопнув дверь и заперев засовы. Её нежный слух запротестовал против такого шума, и, видимо, не только её собственный - фигура впереди сжалась, вжимая голову в плечи, и тихо застонала. Подождав, пока эхо в коридоре стихнет, а шаги удалятся, гаруспа слегка подалась вперёд.
- Доброй ночи, док... - Она осеклась, нахмурившись. - Эй! Вы меня слышите? Пациент 24601?
Существо напротив подняло голову. Глаз не было видно, но отчего-то ей казалось, что на неё глядят, пытаясь сказать что-то вроде "намного лучше, чем хотелось бы". Оскал выдавал болезненность движений, и бледный заключённый вновь опустил голову. Уж не такую картину проделавшая долгий путь женщина ожидала увидеть.
Она хотела вздохнуть, но передумала, не желая выдавать эмоций, пусть и слабо трепыхавшихся в ней после стабилизации сердцебиений. Она наклонилась вбок, покопалась в саквояже, пока не нашла нужную ей вещь. Без слов, она открыла футляр, выуживая содержимое, и толкнула его через стол. У другого края остановился внушительных размеров шприц с готовой инъекцией какой-то бирюзовой дряни. Гаруспе показалось, что её будущему собеседнику трудно сфокусировать взгляд на предмете. Она надеялась, что оставшиеся функционировать части мозга позволят понять, что это и зачем. Только вот как быстро? Ей и самой было любопытно, насколько быстро сможет соображать создание перед нею, пусть и набитое психотропными препаратами так же плотно, как тряпичная кукла - ватой. К её сожалению, реакция оказалась такой же, как у большинства людей того же роста и телосложения - ушло несколько секунд, чтобы, наконец, нормально рассмотреть шприц, чуть больше - чтобы понять, что в нём находится, и очень много усилий, дабы поднять руки и крепко ухватиться за него. Большая часть тех, кому приходилось делать себе какие-либо уколы, прививки или ещё что-либо, включавшее иглы, обычно выбирали местом удара руки или живот. Те, кто знал чуть больше или хотел показать собственную стойкость и бесстрашие, выбирали шею. Сидящее же перед гаруспой создание поступило как-то совершенно неожиданно, наклонив голову вперёд и набок, медленно загнав шприц куда-то за ухо и неуклюже выдавив всё содержимое в кровь. Что порадовало женщину, так это то, что перед этим странным действием, он не забыл выдавить несколько капель из шприца. Попадание в кровоток воздуха не всегда и не всем сулило летальным исходом - гаруспы так вообще ни разу не умирали от этого, но как минимум ощущения были не слишком приятными - это она знала из личного опыта.
Выждав несколько секунд, пока игла не выйдет из тела, а руки сидящего впереди обессилено не упадут, она предприняла ещё одну попытку общения.
- Пациент О-С 24601. - Обратилась она и с удовлетворением отметила, что голова заключённого опустилась в поисках нашивки с этим номером, и нашла её под швом на плече. - Вы слышите меня? Вы понимаете, где находитесь?
Тот медленно осмотрелся, задерживая взгляд на каждом углу небольшой комнатушки. Но ответа не последовало. Сгорбленная спина распрямилась, словно у человека, почувствовавшего внезапный прилив сил, проснулось любопытство. Гаруспа решила продолжать:
- Меня зовут доктор Кридд. Я - психиатр по межвидовым отношениям. Посвятила много лет изучению феноменов Первого контакта. Я пишу книгу о Вас, доктор. Мне бы очень хотелось задать Вам несколько вопросов.
Последовала долгая пауза, но на этот раз её окончил высокий стрекочущий голос:
- Я разочарован.
Гаруспа была озадачена. Первые слова, которые она услышала от легендарного учёного, и это "Я разочарован". Ни "Где я нахожусь", ни "Кто ты такая", ни "Не буду отвечать", а просто "Я разочарован".
- Что же Вас разочаровало? - Осторожно спросила она.
- Ну... - Тот сложил руки на груди, откидываясь назад и зарываясь в тень ещё глубже. - ...я надеялся, что ты окажешься очередным борцом за справедливость, грозящимся вырвать мне лёгкие.
- И много их до меня здесь побывало? - Полюбопытствовала она. Контакт более ли менее налаживался. Пусть первыми словами и были слова разочарования, это же лучше, чем ничего.
- С чего бы мне отвечать на твои вопросы, гаруспа?
Как ни странно, это не поставило её в тупик. Судя по всему, её предположения насчёт личности доктора были правильными - нужно было лишь показать его важность, чтобы добиться расположения. В данной ситуации это было просто.
- Профессор Азард, заведующий этой клиникой, запретил любые контакты с пациентами, и в частности с Вами. Мне пришлось вываляться в грязи, пока нашлась хоть какая-то ниточка, за которую можно было бы потянуть. Удалось выторговать сорок минут времени наедине. Я ставлю под удар собственную карьеру и будущее. Если об этом станет известно, я лишусь всего - от поста до репутации.
В тени не было видно, но Кридд казалось, что собеседник улыбается.
- Я спрашиваю, с чего бы мне отвечать на твои вопросы.
Но она и к этому была подготовлена. Опустив карандаш на стол, гаруспа взяла с колен небольшую белую коробочку, перевязанную тёмно-бордовой лентой и, положив на стол, медленно подвинула к противоположному краю. Оживление, с которым был встречен жест, отчего-то напомнило ей реакцию молодняка, когда в школе во время лекции по литературе мелькает сексуальный подтекст. Медленно, - Кридд была уверенна, что это для того, чтобы цепи издавали поменьше шума, - тот протянул руки к коробочке и так же неторопливо развязал ленту. Как играющая маленькая девочка, он подкинул её за конец вверх, делая движение, похожее на удар плетью, и наблюдал, как та, кружась и вырисовывая петли, падает на середину стола. Тонкие пальцы нырнули в коробку и выудили оттуда продолговатый прямоугольный металлический предмет, изрисованный замысловатым геометрическим узором тонких швов. Это была самая сложная из головоломок махау, которые ей удалось найти на открытом рынке.
- Хм. - Тот с любопытством рассмотрел предмет. Кридд так и не смогла определить, это было одобрительное "хм" или разочарованное. - Что ж, ты привлекла моё внимание. - Он неуклюже подвинул стул ближе, но всё ещё старался держать в тени, как будто свет, даже такой тусклый, причинял ему боль.
- Я думала, что Вам понравится головоломка. - Слегка выдавая облегчение, ответила та.
- О, нет. Я обожаю головоломки, конечно, но ты привлекла внимание тем, что догадалась принести с собой... подношения. Даже два. - Тот откинулся, слегка сполз на стуле и закинул ноги на стол. Лодыжки, как и запястья, были скованы широкими наручниками, и соединялись друг с другом тонкими цепями - так что руки и ноги были соединены между собой, едва позволяя вытянуться во весь рост. Обе цепи, к тому же, были плотно прижаты друг к другу на уровне груди тонким металлическим кольцом, так что получалась своеобразная буква "Х". Пришлось немного повозиться, чтобы сесть поудобнее, расположив на животе головоломку. - Начинай.
- Ну, обычно принято начинать с прошлого. С детства. Первых воспоминаний. Что Вы можете рассказать мне о них?
Тот вздохнул, напрягая память.
Он никогда особо не рылся в закоулках мозга, пытаясь разгрести свои воспоминания. Он ничего не помнил, и его это полностью устраивало. И отчего-то отдаляться назад, от этого данного момента, было даже физически больно. Первые воспоминания? Дальше всего ему удалось добраться до изображения странно, неестественно скошенной горы на фоне аквамаринового неба, усаженной посреди буйной тёмной растительности. Потом - звёзды. Они быстро приближались, огибая слева и справа, как будто пузырьки в водовороте. Грубый рокочущий голос, произносящий слова, звучавшие бы как ругань на большинстве известных языков в галактике ввиду отсутствия гласных. Ощущение чего-то неимоверно горячего, стекающего по щекам и векам, и страшный зуд в затылке. Невыносимая боль вдоль позвоночника, вызывавшая такой крик, что боль в раздираемом горле почти перевешивала её. Грязная шутка, рассказанная кем-то с булькающим голосом и громкий смех. Странное ощущение одновременно замкнутости и свободы, как будто внутри тебя помещается куда больше, чем ты представляешь - словно всю свою жизнь прожил, затянутый в тугой полиэтиленовый пакет, который внезапно сняли. Потом всё обрывалось, и воспоминания превращались из ярких вспышек в медленно рассеивающуюся темноту, в чёткую, упорядоченную жизнь.
- Я плохо помню своё детство. - Признался он. - Не помню совсем, если быть полностью откровенным.
- Ну, тогда поговорим о том, что Вы помните, доктор...
- Можно, - тот резко перебил её, - просто по имени. Чтобы не путаться. Ты доктор, я доктор, заведующий доктор, его молодняк - доктор. Хотя я постоянно повторяю, что никакой я не доктор.
- Хм, но ведь истории Вы известны именно как "доктор Карбункул".
Тот скривился, будто звание резало слух.
- Под этим титулом обычно подразумевается учёная степень, которой у меня нет. Я - просто врач, к тому же, скорее всего, самоучка. Хотя, мне льстит.
Кридд помолчала. Она уставилась на отметку на бедре доктора. Пациентам здесь выдавался набор одинаковой одежды в виде ботинок, рубахи и штанов, но от последнего элемента гардероба тот явно отказывался, а широкая и длинная сероватая рубаха обволакивала наподобие свободного платья. Сейчас оно задралось, и можно было рассмотреть отливавшую синевой полоску на внешней части бедра, не доходившую до колена. Кридд внезапно стало интересно, каково её предназначение. Обычно любая пигментация имела какие-либо причины - так то её народ, гаруспы, имели тёмно-серую кожу из-за каменистой поверхности родной планеты и обволакивающим атмосферу густым тучам - как высшим хищникам родных краёв, им было проще охотиться, сливаясь с окружением. Махау обитали у берегов океана, между синеватым морем и мелкой сероватой галькой с осколками разноцветных ракушек, от которой и произошла их расцветка - светло-серая или голубая, с мелкими яркими пятнами. Среда обитания ален-чи, в которой отсутствовали как таковые хищники, зато имелась буйная растительность, имела только один смысл - их яркие разноцветные перья и контрастные полоски, выделявшиеся на коричневатой чешуе, сигнализировали более мелким животным о том, что те ядовиты, и к ним лучше не приближаться. Кридд же не могла придумать ни одной причины наличия таких чётких полос на теле, и настолько тусклых - ни маскировка, ни предупреждение.
Тот пошевелился, кажется, пытаясь то ли проследить её взгляд, то ли привлечь к себе внимание. Кридд резко отвела глаза, понимая, насколько странно это выглядит, и взялась копошиться в бумагах.
- Что-то не так? - Почти елейным голосом проговорил её собеседник, наклоняясь вперёд.
- Нет-нет, всё в порядке.
- Я пугаю тебя? - Продолжал он всё так же слащаво.
Гаруспа замерла. Она была не настолько глупой, чтобы врать. Она была уверенна в том, что это создание, - кем или чем бы оно ни было, - сразу распознает ложь, и вряд ли её одобрит. Ей же было нужно расположение к себе, чтобы добиться хотя бы чего-нибудь.
- Ну, - она выдержала паузу - скорее, драматическую, нежели смущённую. - Вы ведь убили много тысяч разумных существ.
Тот фыркнул и откинулся на спинку стула.
- Никого я не убивал. По крайней мере, не много тысяч.
Кридд взялась за карандаш.
- Но Ваши работы. История говорит о том, что в Ваших изысканиях и экспериментах погибли тысячи, миллионы даже.
Хмыкнув, он вновь откинулся на стуле и взялся водить пальцем по коробочке-головоломке. Её сектора покорно смещались, образуя странные фигуры.
- Это... - тот начал после долгой паузы, - не совсем верно. Я использовал для некоторых экспериментов живой материал. Не всегда, впрочем.
- Вы не воспринимаете свои действия убийством? - Задала гаруспа следующий вопрос. - Убийство - не только ведь процесс отнятия жизни, но и бездействие, и то, что привело к смерти. Будь то заказ киллеру или чудовищный эксперимент, из-за которого пришлось покончить со страданиями несчастного.
- Ты говоришь это так, будто это что-то плохое. - Он скривился, словно его собеседница произнесла неуместную, грязную шутку.
- Вы так не считаете?
Доктор широко улыбнулся. Как показалось Кридд, даже как-то флиртующе.
- Когда под твоими пальцами впервые расходится плоть, а тёплая, живая лимфа выливается на руки... возможно, ты и посчитаешь убийство чем-то плохим, наблюдая за трепещущим сердцем, если таковое имеется. Но каждый раз, проводя эксцизию, изучая тот или иной организм, сшивая повреждённую ткань или глядя на реакцию на лекарства, ты всё больше убеждаешься, что любое создание - всего лишь набор волокон, рефлексов, вложенных в тело способностей, инстинктов, программ. Некоторые учёные в состоянии создать то же самое из силикона и синтетики, латекса и титана. Вспомни тех же Ангелов. Ты понимаешь, что любой человек - это всего лишь органическая кукла. Куклы - неодушевлённые предметы.
- А как же Вы? Вы ведь не кукла?
- Хм-м-м... - Тот задумался, глядя куда-то в потолок. Головоломка в его руках приняла форму трёхгранного штыка. - Я - кукла с "солью", если ты понимаешь, о чём я.
- Не особо. - Гаруспа внимательно посмотрела на него. - Объясните?
Тот резко опустил ноги на пол и перегнулся через стол, упершись в него локтями.
- В комедии всегда есть тот, кто выдаёт финал. "Соль" шутки. Придаёт всему происходящему смысл.
- Вы хотите сказать, что жизнь - это шутка? - Спросила гаруспа, сохраняя полное спокойствие.
- Это звучит очень патетично, но, да, наверное, так. - Он фыркнул. - Посмотри только на них. Все так суетятся, планируют что-то, работают над чем-то, крутятся в своих мирах, отстаивают свои права, придумывают законы, полагая, что это важно. Вместо того чтобы остановиться и обернуться. Взглянуть на всё это со стороны - и становится понятно, как же всё глупо и бессмысленно. Всё то, из чего они надувают такие большие проблемы, все их ценности, все их желания не имеют смысла. Они смешны и жалки, эти мясные куклы, считающие, что живут в настоящем мире, когда на самом деле - крутятся в игрушечном домике.
Несмотря на всю сбивчивость мыслей, Кридд понимала, что пытается сказать её собеседник. Недаром же она - психиатр. И не в первый же раз ей общаться с сумасшедшим.
- И Вы... Вы их оживляете? - Осторожно спросила она.
- Нет, я просто дарю смысл их существованию. Выдаю финальную шутку.
- Смерть?
- О, нет. - Тот хихикнул, качая головой. - Ты заставляешь мои слова звучать так странно. На самом деле, всё проще. Когда я берусь за работу, я всегда позволяю кому-то стать чем-то бо́льшим. М-м-м... на примере?
- Буду очень благодарна.
Карбункул вновь откинулся на стуле, закидывая ноги на стол, и снова принялся вертеть грани головоломки. Теперь она больше напоминала клешню какого-то животного.
- Кеберцы. За это ведь меня знает нынешнее поколение, не так ли? За этим ты пришла? А ведь я был задолго до их появления, и задолго до них был знаменит в других областях, когда ещё твои предки нагишом шастали по скалам, жуя мух от голода. Меня печалит, что помнят меня лишь за мимолётную работу на этих идеалистов.
- Вы считаете кеберцев идеалистами?
- В твоём голосе я слышу обиду, гаруспа, а ведь именно твой вид являлся лучшими бойцами кеберии. Именно гаруспа были в числе адмиралов. Почему-то вас простили, а меня считают дьяволом... но об этом немного позже. - Он выдержал паузу, разделяя своё замечания от остального разговора. - Да, я считаю всех тиранов идеалистами. Рано или поздно каждая нация находит на свою голову великого завоевателя, уничтожающего "недостойных" и оставляющего "достойных" жить под его чётким присмотром. Это - утопия. Идеальный мир. Только благородные, подобающие, заслуживающие жизни люди, отсутствие "не таких как все", "других", "меньших". Одинаково мыслящее государство с одинаковыми целями, одинаковыми амбициями, работающее, как часы. Это идеально, и все, желающие добиться подобного тем или иным способом - идеалисты.
- Это в некотором роде логично.
- Я рад, что ты одобряешь. - Карбункул сказал это так сухо и с таким отсутствием эмоций, что Кридд даже не поняла, что почувствовала, но у неё осталось твёрдое убеждение, что в иной ситуации за подобные слова она бы уже не дышала. - Так вот, они, кеберцы, хотели изменить нашу вселенную и пошли с шашкой на тех, кто был ниже их, по их мнению. И тех, и других я сделал чем-то бо́льшим. Кеберцы хотели быть выше остальных, и я предоставил им все ресурсы для этого. В обмен на живой материал я делал для них биологическое оружие и я имею в виду не только вирусы, но и тех милых существ, которых вы называете чудовищами, мутантами, монстрами. Я научил их генетическим модификациям, и постарался, чтобы те проходили наиболее продуктивно и безболезненно. Я помогал с разработкой оружия и снабжения. Я позволил им выращивать фермы, как пищи, так и пушечного мяса, я показал, как создавать жизни из ничего, из подручных средств, выращивая бездумных и покорных рабов в пробирках...
О последнем гаруспа никогда не слышала, и поспешила записать на новом листе слова доктора.
- ...Они хотели стать бо́льшим, и я сделал их бо́льшим.
- А остальные?
- Но ведь я сказал. "Остальные" превратились в идеальных солдат, в вирусы, способные уничтожить галактику всего лишь за пять циклов, в покорных рабов или жрецов, что, подобно кенобитам, в состоянии дарить неимоверную боль и неимоверное наслаждение; они стали "чудовищами", способными жить, не умирая - больше, сильнее и величественнее других. Если тебе интересно моё мнение, "остальные" стали куда лучше кеберцев. Не понимаю, почему их зовут жертвами?
- А Вы считаете, что это не так?
- Ну, конечно! - Тот, казалось, искренне удивился. - Я сделал их лучше! Они не имели ни цели, ни стремлений. В лучшем случае, закончили бы компостом в корнях очередной ветки эволюции. А я дал им цель и смысл. Я провёл черту, выдал финал, то, что я назвал "соль шутки".
- И вот этим для Вас являются окружающие? - Решила подвести итог Кридд.
- Не всегда. Со некоторыми хочется поиграть.
- "Поиграть"?
- Разделить сцену, так сказать. Всегда найдётся антипод. - Он сделал жест, как будто проводил рукой по оконному стеклу. - Зачастую - борцы за справедливость, пытающиеся меня выследить. С ними бывает так интересно. Никогда не отказывают во встрече, всегда так пунктуальны, уделяют мне столько внимания.
- Вы хотите сказать, что все те одинокие безумцы, мотающиеся по галактикам, пытаясь найти Вас, на самом деле... Ваши "антиподы"?
- О, нет, далеко не все. Иногда мне становится грустно, и иногда я нарываюсь на кого-то, кто уверен, что "доктор Карбункул" - не легенда и не образ. Они начинают преследовать меня, а я - их. Это так интересно. Я бы даже сказал - интимно. Мы как будто сливаемся в нечто, как близнецы. К несчастью, они недолговечны.
- В смысле?
- Они быстро умирают. Многие обитатели вселенной недолговечны. - Он вздохнул и продолжил мечтательным голосом, отведя назад заостренные уши. - Знаешь, я представляю, что когда-нибудь у меня найдётся идеальный для меня антигерой. Полностью совершенный партнёр. Я постараюсь лишить его всего, свести с ума от горести и одиночества, и в один прекрасный день мы убьем друг друга. Это было бы так поэтично.
- Поэтично?
- Тебе что-то не нравится в поэтичности?
- Вы не выглядите как кто-то, кого слишком волнует красота или театральность.
Тот вздохнул, грустно улыбаясь:
- Это потому... что передо мной нет публики.
- Прошу прощения?
Доктор наклонился вперёд, и продолжил громким шёпотом, словно молодая сплетница:
- Я захожу в магазин. Хорошенько трачусь. Надеваю красивое платье, высокие сапоги, тёмные чулки. Выбираю подходящий парик. Наношу макияж. Как актёр для спектакля. Сейчас я за кулисами. В каком-то холодном, сыром местечке, оставленный в полном одиночестве на растерзание своим демонам. Прости, если я недостаточно поэтичен сейчас. Но, знаешь, я уверен в том, что как только находится новый охотник на меня, в это же время, в рамках собственного закулисья, он находится в таком же холодном и промозглом месте, настолько же одинокий и настолько же терзаемый.
- По Вам не скажешь, что Вас что-то терзает.
- Ну, я же образно. Я хочу сказать, что мне скучно без очередного супергероя, пытающегося отомстить мне за все ужасы той войны. Им тоже никак без меня.
- Звучит так, будто Вы страшно одиноки, доктор.
- Ба, "одиноки"! Никогда. - Отмахнулся тот. - Во-первых, ты путаешь одиночество и уединение. Во-вторых, ты снова говоришь так, будто это что-то плохое.
- Разве нет?
Он снисходительно усмехнулся и покачал головой.
- Столько лет за пределами своих планет, а вы всё никак не поймёте, что у других видов другие взгляды. Вечно примеряете всё со своей точки зрения. Хоть бы кто своим умом сообразил, что иногда других не понять, поскольку вы просто не запрограммированы на понимание. Все социальные нации отчего-то считают, что отличные от них страдают от одиночества. Нации с сексуальным влечением выдумали любовь и считают, что все обязаны её испытывать. Логики пытаются разложить по полочкам действия хаотиков. Двуполые виды считают, что те, у кого больше двух гендеров, должны ревновать друг к другу в семье...
- Разумы всех живых существ ограничены. - Заговорила Кридд. - Это и является единственной причиной проблем при Первом контакте.
- К несчастью для тебя, гаруспа, эволюция доминирующих видов в любой системе зачастую следует одинаковому образцу. Прямоходящие, хордовые, стадные, двуполые, теплокровные. Да и воображение в одну и ту же сторону направлено. Это обуславливает и культурно-психологическое развитие. Так что проблемы Первого контакта возникают больше на почве страха, нежели непонимания.
Та долго смотрела на него.
- У меня есть огромный список первых стычек исключительно из-за ограниченности разумов встретившихся.
- Я знаю об этих стычках, я был здесь очень долго. Сколько всего их было, напомни? Штук восемь? Едва ли это число может считаться огромным для наших масштабов. Готовых к контактам существ в нашей вселенной насчитывается сто сорок шесть видов. Следовательно, имеет место немногим больше двадцати одной тысячи вариантов межвидовых контактов. Восемь стычек из-за ограниченности восприятия нельзя считать тенденцией, а уж тем более - не говорить, что эта ограниченность является единственной причиной конфликтов.
- Почему же тогда только она преподносится истиной? - Гаруспа начинала распаляться спором. Ей становилось интересно потягаться образованностью с этим созданием. - Каждая Первая стычка всегда находит оправдание в том, что новый вид просто не, как Вы сказали, "запрограммирован" понимать точки зрения других.
- Толерантность. - Просто ответил тот.
- Вы и правда считаете это толерантным?
- Конечно. Куда проще заявить, что во всём виновата природа, создавшая один из вдов, нежели объявить на всю вселенную, что тот является подлецом и трусом, не так ли?
С этим гаруспа могла согласиться, хоть и не вслух. Межпланетная толерантность и правда играла большую роль во всём - не только в политике, но и в этикете, морали, образовании... Иногда, с её точки зрения, это доходило до безумия. Доктор, продолжавший играть со своей головоломкой, был более открыт по этому поводу, чем она.
- Ваши взгляды на остальные виды явно отличаются от общепринятых. - Негромко отметила она, пытаясь перевести тему и продолжить интервью.
- Я просто стараюсь не поддаваться общей волне. Даже если вся вселенная будет говорить на чёрное - белое, я буду настаивать на истине. - Он усмехнулся. - Ну, или молчать в тряпочку, гадко хихикая. Я это хорошо умею. Гадко хихикать, в смысле. Молчу я плохо.
- Вы считаете, что в состоянии понять истину о всех тех ста сорока шести видах, что готовы к контакту?
- Я считаю, что в состоянии понять то, что все они разные, но в то же время критично одинаковы. Почти у всех одинаков социальный строй, взгляды на жизнь, эмоциональные реакции. Агрессию вызывают редкие отклонения от большинства. Три пола келуу, к примеру. Культ мужчин гаруспа. Человеческая музыка. Отсутствие голосовых связок цверков. Предпочтение собственного пола махау. Оседлость ален-чи. По моему мнению, это чудовищно восхитительные черты, в большинстве случаев - достойны изучения.
- Ваши эксперименты были вызваны восхищением?
- Любопытством. - Тот кивнул. - И, да, восхищением. Но в основном любопытством.
- Ваше восхищение заставляло Вас без зазрений совести убивать тысячи невинных существ?
- Ты снова говоришь это так, будто это что-то плохое. - Он состроил невинность. - С тех пор как я нахожусь здесь, я получаю четыре вещи: угрозы, унижения, катастрофическое количество наркотиков и регулярные побои. Я не был таким. Никогда. Если обратного не требовали мои изыскания, мои подопечные всегда были здоровы и сыты; я оберегал их, и не постесняюсь сказать, что получал море благодарности и обожания в ответ.
- Этому психическому состоянию имеется много названий...
- Да-да, я знаю, но разве от этого вызываемые эмоции становятся менее настоящими?
- Вы правда считаете, что делали что-то полезное?
- Я делал что-то интересное. Полезность... не всегда была доказана, давай так это сформулируем.
- То есть, по большому счёту, Вы пытали других, потому что это было интересно?
- Ну... если следовать своему выбору слов, то, да, я пытал других, потому что это интересно.
- Для некоторых Вы считаетесь не просто сказкой или легендой, но ночным кошмаром. Вашим именем пугают детей каниты, ведь Вы когда-то начисто стёрли половину...
- Ах, я обожаю канитов! - Перебил её Карбункул. Он говорил, как влюблённая девочка. - Они просто великолепны! Но, нет, не я поубавил их численность, а кеберцы. Я просто дал им для того причины.
- И это не были "низшая раса"?
- "Вид", дорогая, а не "раса". И нет. На самом деле, до меня каниты считались вполне достойными кеберии.
Гаруспа затаила дыхание. Когда кеберцы начали уничтожать неугодных им, более всего пострадали каниты. Не имея как таковой армии или даже воли к сопротивлению, эти крошечные мохнатые существа просто не были способны устоять. За многолетнюю войну их численность упала более чем вдвое, и выжили лишь те, кто служил на кораблях других планет. Всегда считалось, что кеберцы не переносят канитов, и тому нашёлся целый ряд причин из кеберской идеологии. Но, если Карбункул не лгал, это означает, что все историки ошибались. А ведь ему не было резона врать: пока что в его словах о кеберцах не читалось ни капли одобрения. У Кридд даже складывалось мнение, что тот рассматривал их исключительно как инструмент в собственных руках, а не наоборот.
- Их преданность, многочисленность и выносливость очень ценились. - Продолжал тот. - Кеберские лидеры считали, что из них вышла бы отличная пехота и обслуживающий персонал... собственно, то, что и вышло из них сейчас. Но когда мне в руки впервые попались каниты... Ах, гаруспа, умел бы я по-настоящему любить, я бы влюбился в того первого мальчика.
- Что же Вы обнаружили, доктор? - Спросила она. Что же могло и вправду быть обнаружено, что возвышало канитов в глазах Карбункула, а, следственно, и всех кеберцев, но при этом опускало их до уровня расходного материала?
- У канитов невероятное генетическое наследие. - Тот склонил голову, потянув за один из секторов головоломки, который никак не хотел поддаваться. - Они в состоянии ассимилироваться, мутировать, изменяться, улучшать и преумножать всё, что в них попадает. М-м-м, это звучало лучше в моей голове. Я приведу пример. Мы привозим беременную канитку на Второй спутник Вакарра. Атмосфера высокотоксична для любого канита. Мы выбрасываем её на поверхность и оставляем там. В течение примерно шестидесяти часов её организм перегружен, печень отказывает, на гортани образовались язвы, затрудняющие дыхание, в приступе астмы она погибает. Перед смертью она, как и большинство известных мне существ, вынашивающих ребёнка, бросает все силы на не рождённого малыша. Когда канитка ощенилась, оказалось, что её ребёнок идеально ассимилировался с ядовитой атмосферой. Её молока хватает на то, чтобы щенок продержался некоторое время на поверхности спутника. Изменения в организме, казалось бы, полностью сформированного плода произошли всего лишь за шестьдесят часов. И это не всё. Продолжая эксперимент, оказалось, что память об этой атмосфере хранится до шестнадцатого поколения, при условии, что она более не посещалась. При этом к этой памяти можно было прибавлять едва ли не бесчисленное множество другой. В шестнадцатом же поколении каниты полностью "забывают" свои естественные условия существования. При небольшой стимуляции, они могут уподобиться практически любому другому организму, привыкнуть к любым условиям. За исключением тех, что мгновенно уничтожают их, скажем, постоянные кислотные дожди на Н-28.
- Оттуда Вы научились знаменитой генной модификации, которой славились кеберцы?
- Нет, они были гораздо раньше. Но каниты явно ускорили процесс. К тому же, их естественные способности позволили создать массу биологического оружия. В основе моих лыдемеразов лежит ДНК канитов, кстати.
- В основе... чего?
- О, тех существ, которых вы называете монстрами и мутантами. - Махнул рукой он и, выдержав паузу, пожал плечами. - Должен же я давать названия хотя бы некоторым своим изобретениям, не так ли? Твоему брату они нравились.
- "Моему брату"? Вы много общались с другими гаруспа?
Кридд привыкла понимать чужие эмоции по глазам. За поверхностью очков Карбункула их не было видно, но она по каким-то признакам ясно поняла, что тема ему крайне неприятна.
- Только с одним. - Сухо ответил тот. - И мне этого хватило на всю жизнь.
Гаруспа задумалась. Она никак не могла припомнить имени одного из кеберцев её нации, который к старости стал совершенно помешан на "докторе Карбункуле". Ей всегда казалось, что речь шла об образе, а не о реальном учёном.
- Вы говорите о маршале Дрекссе? - Наконец, вспомнила имя Кридд.
- Да. - С неохотой ответил тот. - Мне приходилось терпеть много унижений в своей жизни, но задеть меня мог только он. - Карбункул внезапно поднял голову, рассматривая гаруспу, но почти мгновенно вновь опустил её. - Он даже сказал мне своё полное имя. Кайрр Дрексс. Насколько я знаю, это для вас очень интимный жест, нередко даже любовники не знают полных имён друг друга. С его стороны это была какая-то насмешка. Спустя две с половиной тысячи циклов, думаю, я имею право поделиться с кем-то его маленькой тайной. "Морской король", если не ошибаюсь.
- "Кайрр" дословно означает "дальний". - Негромко пояснила та совершенно отвлечённо. - Мы используем слово, чтобы обозначить море и небо. - Она недолго помолчала. Полные имена и правда считались чрезвычайно интимной вещью среди её народа, и о том был целый ряд легенд и сказаний. Кридд было трудно представить, чтобы подобная вещь была сказана в качестве оскорбления. - Поговаривали, маршал Дрексс было чрезвычайно сильным лидером, крайне рассудительным, невероятно обаятельным и справедливым - в рамках кеберской идеологии, естественно. Чем он Вам так не угодил?
Тот замялся, прижав уши, и явно взвешивал все "за" и "против". Гаруспа так и видела, как вращаются шестёрёнки в его голове, пытаясь определить, что же перешивает. Перевесило "против":
- Я бы не хотел об этом говорить.
Доктор произнёс это совершенно новым тоном. Он внезапно показался Кридд живее и "настоящее", чем ранее. Как будто внезапно стало ясно, что разговариваешь не с компьютером, а с живым, дышащим существом, у которого есть желания, эмоции, слабости.
- Вы много говорили о том, за что кеберцы считали "достойными". - Осторожно перевела тему разговора гаруспа. - Они и правда славились тем, что тщательно выбрали союзников среди тех, кто мог бы быть им полезен. Но Вы... кем являетесь Вы?
Тот поднял голову и слегка подёрнул плечами, поправляя сползшую рубашку. Помещение наполнилось тихим звоном цепей.
- Я не утверждаю, что я знаю всё, но я ни разу не видела ни одно существо, подобное Вам. Врачи тоже.
- Это потому... что они и не пытаются меня изучать. - Тихо отметил тот с внезапной искренностью в голосе.
- Вас это разочаровывает?
- Чрезвычайно.
- Вы не ответили: кто Вы?
- Что-то новое.
- Это... странный ответ.
- Какой есть. - Он замолчал на некоторое время, прислушиваясь к глухому крику, раздавшемуся где-то в глубине заведения. - Скажи, гаруспа, зачем ты выбеливаешь глаза?
Та растерялась, не понимая внезапной смены темы.
- Прошу прощения?
- Почему-то в последние годы вы, гаруспа, решили, что белые глаза - это так привлекательно. А, между тем, такие модификации чрезвычайно болезненны и нуждаются в регулярном перепрохождении.
- Это имеет какое-то отношение к нашему разговору?
- Имеет. - Резко прострекотал тот на полтона выше обычного. - Ведь это тоже... "что-то новое". Не так ли?
Кридд промолчала. Она понимала, что пытается сказать доктор, но не понимала, почему именно в такой форме. Из глубины больницы вновь раздался крик, поддерживаемый грохотом, отдававшимся в помещении гулкими, едва заметными раскатами, но там, наверху, они наверняка были оглушительными. Гаруспа заволновалась.
- Хм. Сумасшедшие бушуют? - Предположил Карбункул, вздыхая и снова отвлекаясь на головоломку. Замечание прозвучало неискренне.
- Что там происходит?
- О, не смотри на меня. Я пробыл здесь, с тобой, всё это время. Откуда мне знать? - Тот гаденько усмехнулся - наверняка, чтобы пораздражать гаруспу, и у него это вышло.
Кридд привстала.
- Разве сорок минут ещё не прошло?
- Мне не разрешают носить часы.
- Мне не хочется оставаться в одном здании с кучей сумасшедших.
- Против меня ты ничего не имела.
- Вы не сумасшедший.
- Отрадно слышать. Ведь все здесь считают именно так. Может, кроме других, занимающих эти камеры. Особенно цверки. Я имею талант находить общий язык с цверками.
- К чему это Вы? - Совершенно растерялась она.
- Зачем ты пришла?
Вопрос прозвучал слишком внезапно и слишком спокойно, чтобы до гаруспы сразу дошёл его смысл. Она глупо уставилась на доктора.
- Я же сказала, я пишу о Вас...
- Ты не пишешь книгу. - Перебил тот таким тоном, будто пояснял простейшую теорему ребёнку. - Те, кто пишут, не задают таких вопросов. Я заинтригован. Зачем ты пришла?
- Что происходит?
- Зачем ты пришла?
Та молчала.
- ...к тому же, так рано. - Выдохнув, на высоких нотах добавил он.
- Рано?
Тот вновь улыбнулся.
- А ты думала, я позволю себя держать здесь дольше, чем мне захочется? Приди ты вовремя, увидела бы такое шикарное шоу с массовыми побегами и настоящей резнёй. Представь всех тех несчастных сумасшедших, которых унижали и над которыми издевались долгие годы, в чьи руки внезапно попадут их палачи. Тебе не кажется это чудесным зрелищем?
- Я не... - Гаруспа тряхнула головой. - Вы не могли предугадать...
- Нет, моё попадание сюда было случайностью. Не переоценивай мои умственные способности. Твой визит был неожиданным сбоем в планах. И моим, эм, вероятно, друзьям, теперь придётся поторопить события.
Та растерялась ещё сильнее. Мог ли и правда этот безумец подготовить диверсию в заведении, в котором пациенты-заключённые постоянно содержались под огромными дозами наркотиков, и зачастую: в полной изоляции?
Она резко встала, с противным скрипом откидывая стул и толкая старый стол, подбежала к двери, напоминавшей тяжёлые ворота склада. Кридд медленно отодвинула её в сторону. Полоса света, куда ярче того, что царил в этой подсобке, ослепила её, но та быстро привыкла. Осмотрелась. Один из охранников валялся слева, у крутой лестницы, по которой она спустилась ранее. Судя по всему, у него была свёрнута шея. Она взглянула наверх, во тьму, пытаясь расширить зрачки и увидеть хоть что-то. Чем-то оказался лишь быстро мелькнувший коричнево-красный панцирь. Она быстро шмыгнула обратно, развернулась, прижалась спиной к двери.
- Что Вы наделали? - Прошипела она.
- Что я наделал? - Переспросил тот. - Ты уж лучше ответь мне... - Он поднял повыше головоломку, собранную в нечто, напоминавшее многогранный штык. - ...что наделала ты.
Та приготовилась к нападению. Но Карбункул даже движения в её сторону не сделал. Он внезапно согнулся, проталкивая получившийся штык между звеньев обеих цепей у лодыжек. Кридд, наконец, стало ясно, что же она правда натворила, но ничего исправить она не успела. Один поворот механизма - головоломка расширилась, превратилась в подобие удлинённой звезды. Её крепкие грани разорвали звенья. Скрепляющее обе цепи кольцо соскользнуло, с громким звоном ударившись о камень. Доктор соскочил на пол. Тяжёлые железные браслеты - его гротескные украшения, всё ещё стягивали запястья и лодыжки доктора, но теперь он, хотя бы, мог свободно передвигаться.
Гаруспа сообразила всё слишком быстро. Она не поняла, зачем именно, в такой-то ситуации, но рывком подскочила к доктору, скаля мощные зубы. Тот взмахнул рукой, наматывая на кулак одну из цепей, но прежде, чем сумел хоть что-либо предпринять, она схватила его за рубашку, поднимая высоко над полом, на свой уровень. У него подрагивали губы, словно бы он отчаянно сопротивлялся животному инстинкту агрессивно продемонстрировать клыки и когти, предупреждая, что опасен. Он упёрся ногой ей в живот, и гаруспа опрометчиво отвлеклась, на миг опустив взгляд вниз. В тот же момент тот замахнулся. Но как-то странно - в сторону. Она удивлённо подняла голову, и в последний момент заметила пустой шприц, - тот самый, который сама дала ему в начале разговора.
Она не успела увернуться или даже понять, куда тот целит, когда доктор со всей силы, - пусть и небольшой, - всадил ей иглу прямиком в левое ухо. Гаруспа взвыла, отбросила его, согнулась, группируясь, и вслепую попыталась нащупать шприц, чтобы вытянуть. Она понимала, насколько беззащитна в этот момент.
"Сейчас он просто задушит меня цепью" - догадалась она.
Или подумала, что догадалась.
Когда, скользкий от крови, шприц оказался в её руках, она с удивлением отметила, что ещё жива и, в общем-то, цела. Её никто не тронул.
- Как ты это сделал, чёрт возьми?! - Прокричала она, как ей казалось, в пустоту. Как он умудрился, сидя здесь, в подвале, устроить бунт, даже не переглянувшись ни с одним пациентом? Откуда он мог знать, что она окажется здесь? Как он всё устроил?
Как ни странно, ей ответили: Карбункул как раз отворял дверь пошире.
- Ну, так ведь совсем неинтересно. Ты должна угадать. - Гаруспа обернулась и уперлась взглядом в фигуру в дверях. Невысокую, тощую, словно бы карикатурную; в длинной рубахе задранной до бёдер, словно маленькое, сбившееся от бега платье. - Безумие заразительно, не так ли? - Он очаровательно улыбнулся, словно бы отвесил незаурядный комплимент, хотя Кридд так и не поняла, что же тот имел в виду.
Она встала. Отчего-то в глазах всё расплывалось. Кровь залила шею.
- Благодарю тебя за помощь, гаруспа! - Громко заявил тот, скрываясь в проходе.
Она побрела следом. Секунду спустя тот вновь появился в дверях, всё ещё улыбаясь, лишь теперь - с некой одержимостью.
- Ах, да. Я думаю, я должен тебе сказать. Насчёт твоего интервью. Я солгал.
- Насчёт чего? - Внезапно простонала она. Странно, но отчего-то это единственное, что её волновало теперь, когда она осталась в здании, полном невменяемых преступников.
Но тот уже исчез.
Гаруспа подбежала к двери, крикнув вслед:
- Насчёт чего?!
Ей показалось, она видела, как тот взбегает вверх по лестнице. Туда, где она несколько минут назад видела яркий панцирь цверка. Позабыв о собственных записях и работе, она медленно направилась вверх по лестнице, прижимая ладонь к кровоточащему, лишённому слуха уху. Почему-то у неё в глазах плыло, будто при отравлении, а мышцы сводило судорогой. Она отчётливо слышала собственное дыхание и ленивое биение сердец. Сейчас было бы правильно заставить их биться быстрее, очищая кровь от заразы, - если именно она являлась причиной её состояния, - но почему-то ей не удавалось ничего сделать. Гаруспа неторопливо поднялась вверх, оттолкнула полуприкрытую прозрачную дверь, с другой стороны которой красовалась бордовая надпись "Опасная зона! Не входить!". Ногой она зацепила что-то. Пояс одного из охранников с парализующим оружием и набором медикаментов, о свойствах который она даже не догадывалась. Мимо пробежало высоко хихикающее нечто, напоминавшее представителя нации чжун. Кридд всегда считала, что вне их родной планеты их не встретить. Впрочем, это вполне мог быть очень низкий человек - их физическое сходство было поразительным.
Внезапно до неё дошло, что звучит сигнал эвакуации. По коридору быстро бежали огоньки ламп, расположенных вдоль стен, показывая правильную дорогу. Кридд поняла, что идёт в противоположном направлении. Она с трудом развернулась. Мало кто торопился в нужную сторону, но толкотня становилась всё заметнее. По проходам бегали люди - охранники, врачи, санитары, пациенты, не обращая на неё никакого внимания. Последние явно одерживали верх. Гаруспа прошла мимо двойных дверей в большой кабинет или зал. Несколько минут назад там явно столкнулась большая группа санитаров с превосходящими силами безумных преступников. Разноцветная кровь, в зависимости от видовой принадлежности убитого или раненного, заливала пол и тела, напоминая пёстрый оползень. Несколько человек работали в этом месте - три цверка теперь с удовольствием пожирали их останки, шипя и кидаясь друг на друга, распушая яркие крылья с противным стрекотанием, в попытке добыть себе печень. Их куда больше интересовал деликатес, чем тот факт, что астероид вот-вот будет уничтожен.
Гаруспа встряхнула головой, пытаясь прийти в себя и с тихим воем опустилась на колени - движение отдалось острой болью за ухом, расползшейся по челюсти и голове, опустившись вдоль шеи и карабкаясь по спине. Она кое-как встала, пытаясь игнорировать уже редкие стычки пациентов с явно проигрывающим персоналом. Ухватившись рукой за стену, она как могла быстро пошла вперёд, в зону эвакуации, не особо надеясь на успех. Ей казалось странным, что её игнорируют. Впрочем, и сама она, не в лучшем физическом виде, залитая собственной кровью, могла сойти за пациента.
Она протолкнулась через скопившихся у каких-то дверей существ самых разных видов, изранив ногу о панцирь одного из цверков - явной "тяжёлой артиллерии" уже бывших пациентов. Дальше идти стало легче - никто уже не стремился покинуть больницу, никто не спешил к стыковочному шлюзу. Наоборот: скорее, все стремились утопить это судно быстрее, разломать всё на своём пути, поторопить события и освободить себя и остальных от этого про́клятого места.
Она протиснулась, не ожидая увидеть ни одного спасательного шаттла или капсулы. По крайней мере, на месте безумного учёного она бы позаботилась об этом. Но она ошиблась. Снова. За исключением нескольких, все были на месте, приглашая внутрь любого желающего. Это показалось ей странным. Зачем бы ему позволять сбежать отсюда тех, кто, по его же словам, издевался и унижал его? А тем более ей, которой он столько всего наговорил? Вполне могло быть, что он отравил её, и уже не имело значения, выберется ли гаруспа из больницы.
"Нет же. Не было у него ничего. Не смог бы"
За собой гапуспа услышала топот. Либо пациенты решили сматываться, испуганные внезапным грохотом откуда-то из глубины строения, то ли рабочие больницы прорвались через орду буйствующих психопатов. Откровенно говоря, Кридд считала, что ей уже будет абсолютно всё равно, кто её настигнет: сознание медленно покидало её. Женщина забралась внутрь первого попавшегося на глаза шаттла и медленно сползла на пол. Сил больше не оставалось. Она попыталась поднять взгляд и увидеть, заметит ли её кто-нибудь, и кем будет этот "кто-нибудь", но сфокусировать взгляд на высыпавшихся из коридора ей так и не удалось. Впрочем, какая разница? Если это персонал, ей грозит тюрьма - это в случае, если никто из пациентов не смог выбраться. Если это пациенты - её, скорее всего, убьют, что при перспективе всю жизнь провести за решёткой или в бегах казалось не таким уж плохим вариантом. Так или иначе, на счастливый исход истории она не рассчитывала. И почему-то от этого стало легче. Ранн Кридд улыбнулась и сильно постаралась потерять сознание.
Любопытный я))
