ЙОЗЕФ МЕЛЬСБАХ (JOSEF MELSBACH)

Jurgen Vogel
заявка от Albrecht Weber

biography

Йозеф вырос в неблагополучной семье: он никогда не знал материнской любви, отеческой поддержки, всего всегда добивался сам. Обстановка в доме всегда была накаленной: отец бил мать, поколачивал сына, мать кричала на Йозефа, винила его во всех грехах, а младшему Мельсбаху приходилось терпеть унижения, чтобы выжить. У него не было каких-то высоких целей - только выбраться из этой помойки.
Йозеф ограничился только средним образованием, после чего отправился работать. Кем он только не был: и охранником, и кладовщиком, и даже фуры перевозил - ото всюду выгоняли за его скверный вспыльчивый характер. В поте лица он пытался найти достойный заработок, но ничего не выходило, в конце концов, он решил пожить на пособие по безработице - маленькие, но легкие деньги.
Даже с "бесплатным сыром" жизнь не желала складываться. К тому времени, как мужчина разменял пятый десяток, он не добился совершенно ничего. Йозефу было сорок лет, когда ему диагностировали раковую опухоль, которая по прогнозам врачей в скором времени должна была привести к смерти. От отчаяния Мельсбах пустился во все тяжкие: грабежи, разбойные нападения - все это стало неотъемлемой частью его жизни.
Однако прогнозы не сбылись, с этим диагнозом Мельсбах прожил, как минимум до сорока двух лет и продолжает жить. Последние годы его мучил страшный болевой синдром, который никак не обходился без использования наркотических пластырей "Morphena". Его страховка практически не покрывала лечение, поэтому наркотическое обезболивающее приходилось доставать далеко не легальным путем.
Как ни странно, но с Альбрехтом Йозеф познакомился у кабинета психолога, когда оба ожидали приема, один - почитывая газеты, другой - водя пальцем по экрану планшета. Неугомонный нрав Мельсбаха позволил развести юношу на вялый разговор. Отчего-то между двумя практически неизлечимо больными людьми наладился тесный контакт. Йозеф дарил мальчишке почти отеческую заботу, которой сам был лишен в детстве, и впоследствии втянул Берта в свои опасные авантюры.

temper

Йозеф - бомба замедленного действия. Он длительное время может вести себя спокойно, а в следующий момент вспыхнуть словно спичка от любой случайно пророненной фразы. Тяжело определить, в каком настроении он пребывает в данный момент: настроен ли агрессивно или просто устал.
Йозеф старается сохранять серьезность всегда, однако в обществе своего друга Вебера может не упустить возможности пошутить - только на его шутки мальчишка, больной синдромом Аспергера, отвечает громким заразительным смехом.
Мельсбах немного болтлив, но не настолько, чтобы быть назойливым.
Прим. автора: Подробности характера можете увидеть на видео, приложенном ниже.

relations

Друг и соратник. В планы игры входит следующее: предположительно, что Йозеф сможет в какой-то мере подавить в Альбрехте синдром Аспергера и поможет ему наладить контакт с окружающим миром. Помимо этого, хочу во флешфоварде отыграть криминальную ветку.

видео для ознакомления

more

Крайне негативно отнесусь к просьбе сменить внешность. Кроме того, играю короткими постами, жажду динамичной игры и движения сюжета. Правда, признаюсь, у меня иногда бывают достаточно длительные периоды неписца, надеюсь, что это не помешает нашей игре.

example of post

Самый длинный пост из тех, что я когда-либо писал

Еще два месяца назад Черный Шторм был готов к великим свершениям. Еще два месяца назад толпа ожесточенных террористов могла запросто развалить правительство изнутри, уничтожить все, что их не устраивало – этого не произошло. Месяц назад Альбрехт проводил много времени перед мониторами, воруя у крупных банков огромные суммы и отдавая деньги Оливеру – все, до последней марки . Месяц назад Альбрехт еще был частью общества, частью команды, а теперь...
Теперь он искал убежища в том самом месте, где, не отходя от ноутбука, совершал громкие и дерзкие преступления. Тишина никогда не давила на него так сильно, как сейчас. Обычно целебное молчание стен сейчас казалось настоящими тисками, которые сжимали мышцы до судорог. Но штаб Черного Шторма и по сей день оставался для Вебера самым безопасным местом, где ему не посмеют навредить.
Кузнечик медленно спустился в давным-давно брошенный ночной клуб и осторожно прикрыл за собой дверь. Разбросанные по диванам и столам вещи, хлам в углу, картины набекрень – ощущение хаоса наполняло помещение и вселяло тревогу. Шаги Вебера звучали в тишине комнаты четко и слишком громко. Неестественно громко.
Ни единой души. Никто, кроме Берта, не вернулся в этот богом забытый дом, чтобы вновь объединиться в нелегкой борьбе против государства. Правду сказать, Альбрехт тоже не был воином революции... единственной причиной тому, что он присоединился к группе, было нелегкие часы одиночества. Черный Шторм стал первой компанией, в которую он влился без катастрофических проблем. Здесь были все свои. Никто не давил, никто не трогал, никто не смотрел с презрением только потому, что ты не такой.
«Ты не такой, - говорила мама, - ты особенный. Ты должен гордиться тем, что ты особенный».
Только вот сама она сгорала от омерзения, когда Альбрехт позорился на открытых уроках в школе.
«Черный шторм» отличался толерантностью. Эти люди знали, что делают общее дело, поэтому им необходимо было сплотиться. Возможно, именно разрозненное Сопротивление, которое никогда не слыло дружной общиной, и развалило группу. Точно.
Их убирали по одному. Все началось с того, что, когда стало особенно жарко, Эдгар избрал другой путь – он предал доверие брата и перешел на сторону капитализма. Так Берту сказала Уна, правда говорила она особенно горячо и не скупясь на выражения. Предательство, наверное, сильно ее задело. Альбрехт же не испытывал по этому поводу сильных эмоций – чувства всколыхнулись только тогда, когда дуло вальтера, принадлежавшего Вильгельму Веберу, уставилось прямиком на младшего из сыновей. Тогда действительно что-то внутри екнуло – стало больно.
Впервые Кузнечик не сомневался, что поступил правильно. Впервые он был полон несокрушимой решимости, потому что руководствовался принципом «или я их, или они меня». Если бы он не колебался мгновение, Альбрехт совершил бы самую страшную ошибку в своей жизни, но в место этого пистолет Уны будто бы взорвался выстрелом. Сначала стало страшно, но после пришло осознание того, что так оно и должно быть. Так рассудил случай. Уна спасла ему жизнь.
После того случая Вебер ничего не слышал об этой девушке без бровей. Да и не особо интересовался.
В штабе было холодно. И одиноко. Особенно одиноко – и от этого страшно. На улице происходило нечто ужасное и непонятное. Берлин вспыхнул пламенем войны так скоро, будто кто-то открыл в Германии газ и зажег спичку. Это был настоящий взрыв паники. Массовые убийства. Репрессии. Расстрелы.
Альбрехт забрался на диван с ногами и обнял свои колени. Сколько времени провел он в таком положении, Берт не знал, но скрип двери заставил его поднять голову. Белокурая леди, нередко приходившая после смерти Марианны в обществе герра Рихтера, осторожно ступила внутрь.
И вот теперь Альбрехт греется в ее машине, прислонившись лбом к стеклу. Он не знает, куда направляется автомобиль – и ему это не важно.
Даже если прямиком в лапы полиции.

обыкновенный пост

Альбрехт не получал от Шепота никаких известий: ни о его смерти, ни об аресте, ни о местонахождения. Фридрих старался никогда не оставлять товарища по сети в неведении – он прекрасно понимал, что маленькому другу нервотрепка ни к чему, поэтому о своих перемещениях сообщал заранее. Но не в этот раз.
Однако фрау все говорила правильно. Если в новостях не показали его фотографию, если никто до сих пор не говорит о поимке очередного подельника Оливера Бахмана, значит, вероятность того, что Шепот скоро выйдет на связь, еще имеется. Нужно было просто успокоиться и принять его оффлайн-статус как данность.
Глядя в стену, Альбрехт слушал грустную историю добродетельницы. Даже Кузнечик мог уловить в ее голосе горечь утрат, бесконечную тоску, а во взгляде – одиночество. Юноша не представлял, о ком она говорила, но отчего-то рассказ вызывал чувство дежавю, он был таким родным и знакомым, что Берту захотелось выразить маломальское сочувствие: он провел чуть холодной ладошкой по ее волосам – ему казалось, что этот жест поможет ей так же, как помог ему пару минут назад.
Приглашение лечь спать в этой комнате было принято Альбрехтом воодушевленно. Подобрав с кровати ноутбук и запихав в рот рогалик, он поднялся и пошел в комнату переодеваться в пижаму. Вернулся Кузнечик достаточно быстро, обошлось даже без приключений.
Допив холодный чай, Берт молча забрался под одеяло.
- Спокойной ночи, - Альбрехт поднял глаза на фрау и тут же закрыл. Рисперидон действовал не так скоро, так что бессонницы этой ночью не предвиделось.