После долгой тряски по каменистой пыльной дороге было приятно оказаться в таком изысканном помещении. Оказавшись в зале, она осознала, что опасность виселицы миновала. Отмершее сердце начало потихоньку оживать. Ей было понятно, что вряд ли из грязных казематов ее бы повезли сюда просто так. Теперь все события текущего дня сложились в стройную картину. Комната прачки, мытье, чистое белье, закрытый экипаж  - всё это было неслучайно. Зачем, почему, и кому это понадобилось её уже почти не волновало. Её жизнь была спасена. Но она не собиралась молиться на своего покровителя, атаковать холодного господина расспросами и даже, хотя бы, отблагодарить его. Будучи глубоко  расчетливой и циничной, она ясно осознавала,  что за всё предстоит расплата, и порой эта расплата может быть даже большая, чем жизнь. Незнакомец вряд ли  потратил деньги, время и усилия только для того, чтобы увидеть ее чудесные светлые очи, и отвергнув всё земное, даровать ей свободу, богатство и счастье. С пойманных зверушек всегда сдирают шкурки, а с некоторых умудряются содрать даже дважды. Но в ее глазах не мелькнуло ни тени испуга. Наоборот, в потухших очах засиял дьявольский огонек. А когда властный господин обернулся, показав своё лико, девица улыбнулась ядовитой усмешкой. - Любопытная встреча. Не правда ли? Еще недавно на пышном рауте, а теперь здесь. - проговорила Мари, обнажая ряд идеально ровных белых зубов. - она смерила Мануэля пронзающим взглядом, словно видела знатного господина насквозь. - А Вы, теперь, я вижу, исполняете роль судьи. Имущество пошло с молотка и надо подработать? -съязвила она, положив хрупкую белую ножку на другую, и из под черного бесформенного балахона мелькнули стройные, словно у статуэтки работы искусного венецианского мастера, очертания. Размышляя вслух, она с презрительным сарказмом осматривала  роскошный кабинет, как будто бьющие в глаза лоск и богатство ее чем-то не устраивало, или она сама была сейчас в царственном наряде  венценосной особы, расшитый жемчугом и сапфирами. Эта красотка была действительно очень гордая и надменная, и ядовитые чувства проснулись в ее сердце сразу же, едва она покинула тёмное логовище.  - Интересно? - сказала Росита с каким-то ехидством, облизнув маленьким розовым язычком прекрасные алые губы,  и бросив искоса взгляд на бумаги, расследующие её похождения. Она говорила это так, будто лживой баронессе-воровке было совсем не стыдно за своё прошлое, и звук ее голоса будто источал какую-то гордость и высокомерие.  Глаза ее, большие и соблазнительно яркие, смотрели на вершителя судеб с нахальством и наглостью, будто она была готова его съесть, как свежую устрицу, посыпав солью и лимонным соком, и запив дорогим шампанским. Она тряхнула головой, и длинные локоны блестящих волос рассыпались по плечам, закрывая нежную изящную шейку. Её длинные ресницы, изогнутые и густые от природы, добавляли взгляду насмешки и коварства.  Никакой убогий балахон не мог скрыть ее диковатой красоты, грациозной осанки,  и милых форм. Ей не нужно было носить опалы и алмазы, чтобы приковывать мужское внимание, она чувствовала себя привлекательной, даже здесь, в черном льняном балахоне, будучи воровкой и злодейкой, Росита действительно была прекрасна. Она была мила и очаровательно своим дьявольским магнетизмом и роковым взглядом, округлостью плеч и бедер, легкостью и проворностью движений. Даже весь длинный список прегрешений и зла, что она натворила, можно было простить этой ведьме за то, с каким мастерством она завершала дела, заметала следы, и сбивала полицию с толку. Мари нисколько не стеснялась своего послужного списка, словно это был список побед на передовой, в битве сражений за защиту Родины. Маленькая чертовка с любопытством и озорными искорками в глазах оглядывала помещение, а ее тонкие мальчики, на отставленной в вольном жесте ручке, нетерпеливо перебирали, подрагивая и беззвучно барабаня обивку сиденья, как будто играли на клавишах фортепьяно знакомые мотивы. Росита-Мария знала, что осуждать ее может только Бог, только Всевышний в праве взвешивать на весах правосудия всю ее ложь и правду, и только на том свете она будет просить прощения и каяться. А здесь, в этом бренном и низменном  мире, никто не может ее упрекнуть, никто не может ее ни в чем обвинить, так как судьи здесь также лживы, черствы, глупы и несчастны, как она сама.

Всё, что случилось с ней, казалось Марии жутким кошмаром. В миг оборвались все ее мечты и желания, все ее надежды и помыслы. Успевшая  привыкнуть к роскоши и комфорту, она внезапно оказалась в заплеванном темном логовище бродяг и убийц, в грязных лохмотьях, с куском зеленого заплесневелого хлеба на день. Сегодня утром она испытала настоящий шок, увидев всплывший трупик утопшего мышонка в кувшине с прокисшей водой. К слову, мышей здесь почти не было. Их прогнало полчище рыжих озлобленных крыс, атакующих  камеры. Ночью, замерзшие и озверевшие крысы подбирались к ней, пытаясь согреться или попробовать человеческого мяса. Грязь, сырость, углы, затянутые черной паутиной,  прокуренные крепким дешевым табаком коридоры,  мерзкие ругательства, доносившиеся через стенку — всё вызывало в ней животных страх и омерзение. На очаровательной головке еще не успели появится вши и колтуны, но здесь даже не было гребня, чтобы разобрать спутавшиеся от лежания пряди. К слову, кровать тоже вряд ли можно было назвать кроватью. Это был старый, пропахший гнилью ящик, от сна на котором на спине оставались огромные занозы. «Неужели я никогда не выберусь отсюда?» -эта мысль пульсировала у нее в сознании, подобно сонной артерии на тонкой шейке. Мысль о смерти даже не приходила ей в голову. Росита не верила, что может умереть, что может не проснуться  следующим утром, и никогда не увидит яркий солнечный свет над головой, не почувствует  шепот ветра, и вкус элитного благоуханного вина в бокале. Этот день был таким же обычным, серым и полным безысходности, как все другие. Разве что отношение к ней поменялось. Внезапно девицу вывели из камеры, и повели мыться в какое-то старое, пропахшее мылом и сосновыми досками помещение. На удивление, здесь даже была горячая вода. Свежая! Эта была для Мари огромная радость. Несколько суток она не умывалась, не пила свежей воды, и даже не мечтала о горячей ванне. Хотя сложно было назвать старое жестяное корыто для стирки милым будуаром, тем более что за ее омовениями наблюдала прачка и тюремщики. Но ей уже было всё равно. В таком месте, где она оказалась, и в ситуации, которая сложилась теперь, не приходилось выбирать, стесняться, или краснеть, как девица на балу. Совсем не давно она бы залепила крепкую пощечину любому, кто бы даже осмелился поцеловать ее ручку без спросу, но теперь это уже не имело никакого значения. Ей хотелось хотя бы на минутку почувствовать себя человеком,  вдохнуть хотя бы капельку жизни. Она приводила себя в порядок с таким старанием и наслаждением, как будто бы находилась у себя дома, где десять служанок бегали с кувшинчиками и полотенцами, а паж подавал ей халат и махровые мягкие башмаки. Вдыхая ароматный запах распаренной сосны и мыла, Росита на момент забыла, что она находится в тюрьме, и прачка окрикнула ее недовольно: - Тут тебе не свои хоромы, девка! - криво усмехнувшись, она оскалилось и сурово глянула на Мари. Этот окрик и смех охраны за спиной вернул ее на землю. Она вытерлась сухой холщовой тряпкой, и одела черный льяной балахон, который ей почему-то предложили одеть. Рукава были длинны, талия слишком широка, а грубая ткань неприятно резала кожу. Но одеть свежее белье после стольких мучений было приятно. Росита не задавала вопросов, почему ей разрешили помыться и выдали черное платье, куда ее ведут и зачем. Ей было всё равно. Она довольствовалась каждой минутой полученного счастья, словно снизошедшего на нее с небес.  Жизнь учила ее каждый день. Учила жестоко и беспощадно, уродуя хрупкую душу и превращая в лохмотья не только то, что было снаружи, но и то, что было внутри.  Ее душа постепенно отмирала и огрубевала, словно готовясь к переходу на новую стадию жизни, на новый этап. Она просто жила, довольствуясь каждой минутой счастья, такого желанного, выпрошенного у небес. Перелом, который произошел в ней, был внезапен и для самой Роситы-Марии, но она понимала, что смирившись и пройдя через всё, ей будет легче жить. Будет легче жить,  отринув всё старое. Сбросив слишком нежные, недозрелые, зеленые лепестки, она сможет превратиться в алый бутон, источающий густой аромат. Теперь ее лепестки не были пропитаны ядом первоцвета-ландыша, они были полны  нового, зарождающегося чувства веры в себя и свободы, а острые шипы пробивались на тоненьком стебельке, защищая кровоточащую душу.

это опять я.
Мне хочется сыграть стерву. Нет, не то, что вы подумали.

    Настоящая стерва - полностью вменяемый персонаж, не брызжущий слюной, не бьющийся в истерике и не убивающий/насилующий всех подряд. Настоящая стерва - всего лишь прожженый циник и баба, преследующая собственные интересы. Она не будет мстить годами, издеваться над кем-то и троллить. Это, скорее, хладнокровная женщина, обладающая терпением и выдержкой, спокойная, думающая и заботящаяся только о себе и своих интересах. Она может быть child-friendship-husband-free и при этом быть абсолютно счастливой. И да, она не будет тратить время на глупые склоки и разборки. Ей интересен флирт, власть, обладание и тд.

но я не знаю как это осуществить!

И мне нужен партнер.
Вообще я хотела бы отыграть процесс превращения невинной наивной девушки в проженного цинника. Партнер нужен для того, чтобы это осуществить. Чтобы он превратил существо с широко распахнутыми глазами в хладнокровную леди. Так сказать, слепил из девушки  женщину. Такое можно отыграть? Мне интересен сам процесс становления героини. Предполагается, что у героини изначально будут зачатки стервизма. То есть она спокойна, обладает нехилой выдержкой, не плачет по каждому поводу, но всё же глубоко наивна и невинна.