Каредад
Вурст всё говорил. Его раскрасневшееся от избытка чувств лицо пылало жаром, а объемное тело взмокло, оставив на одежде темные следы. Голос хрипел, без перерыва рассказывая о будущем сезоне и всех прелестях похода, и не исчезнувшая с самого начала встречи улыбка превращала щеки то в пару налившихся плодов, то в обвисшие груди престарелой сильвы. Каредад старался пореже смотреть на него и больше следил за рукой, что порхала по карте, отмечая всевозможные варианты стоянок, и изредка забиралась в оранжевые районы пустыни. Там она, правда, надолго не задерживалась и немедля сбегала обратно в зеленые джунгли. В этом был весь Вурст - меньше рисковать, больше прятаться.
Каредад был в корне не согласен со многими его утверждениями, изредка бросал ехидные замечания, но от горячих споров воздерживался, потому что знал - эти планы навсегда останутся только планами. А их создателю скоро воздастся за слабость, за неверие и ложь.
Позади хлопнуло окно, став музыкой для уставших ушей храмовника. Где-то позади них в дом пробрался Адальго и теперь готовился атаковать. Каредад настороженно прислушивался, продолжая кивать головой на какие-то сверхважные доводы командира, но уже совершенно не следил за разговором.
Мы должны от него избавиться, - пульсировало у него в голове, с каждым ударом сердца становясь громче и громче. Каредад замер, чувствуя минутную слабость от предстоящего убийства. По рукам пробежал озноб, потом сменился жаром призванного огня, но мысль всё повторялась, пока не вытеснила все окружающие звуки. И в тот момент, когда храмовнику стало казаться, что он вот-вот произнесет эти слова вслух, каким-то неведомым чувством он понял, что Адальго готов.
Пора!
Мысль отпечаталась в мозгу быстрее, чем он осознал, что надо отойти с пути ветра. Но отточенные практикой рефлексы не подвели, и сильв, упав на колено и отклонившись в сторону, уже поднимался целый и невредимый, пока ошеломленный Вурст приходил в себя.
-Хорошая работа, - выдохнул он напарнику, переводя дыхание.
Командир болтался в воздухе, не чувствуя опоры, и это пугало его не меньше, чем внезапное нападение. Но оправдываться или же поливать храмовников грязью он не стал, возможно веря, что сможет выкрутиться и выбраться живым. А возможно не понимая, что за обвинение ему предъявят.
Его рот лишь бессильно открывался и закрывался, как у вытащенной на берег рыбы, и Каредад, бросив Адальго шутку по этому поводу, предложил Вурсту отрастить пару плавников.
-Я-я-я...не п-понимаю вас..., - проблеял пленный, трясясь и становясь всё бледнее.
-Ну что же тут понимать? - засмеялся сильв. - Отрастил бы сейчас себе жабры, плавники, да и бросили бы мы тебя в реку, чтоб с пираньями поплавал. А так, видишь, сжигать придется.
Каредад пожал плечами и сделал вид, что приступит к выполнению сказанного немедля, как Вурст, словно ощутив прилив сил, овладел голосом и попытался закричать. Этого момента храмовник и ждал.
Огненный столб пронесся по воздушной сфере, сжигая кислород и облизывая конечности командира, в бессильной злобе пытавшегося набрать в легкие воздуха. Вурст извивался, но вскоре, начав задыхаться, беспомощно замер.
-Командир отряда Гурид Вурст, - обратился к нему Каредад строгим и лишенным всяческого милосердия голосом. -Вы обвиняетесь в измене храму. В участии в заговорах против служителей Руно и самого Руно. В богохульстве, в нарушении порядка, в отступничестве.
С каждым его словом обвиняемый становился всё меньше, пытаясь сжаться и оказаться совсем маленьким перед нависшей угрозой. Ему не хватало воздуха и первые признаки удушения начали появляться, когда храмовник заканчивал приговор:
-Властью, данной мне жрецами, я приговариваю вас к огненной казни. Да свершится божественное правосудие!
Из последних сил Вурст пытался прохрипеть, что он не виновен и может оказаться полезным. Каредад лишь отрицательно покачал головой, не отводя от него взгляда. Жар, пылающий на его коже, вновь вырвался, заполнив сферу, опалив тело и ворвавшись во внутренности.
Вурст задрожал, подергиваясь в конвульсиях, но вскоре затих. Задохнувшись.