1. Ваш любимый учитель... Что-что? Вы ослышались? Да, ваш глубокоуважаемый наставник приказал вам сделать нечто такое, чего вы от него никак не ожидали и что идет вразрез со всеми вашими представлениями о добре и зле.
2. На улице вы подбираете беспризорного сиротку и ведете к себе домой, но пункта "усыновление" в ваших планах нет.
3. Некая полузнакомая дамочка умоляет вас о помощи своему брату и вы размышляете, как объяснить ей, что день добрых дел был вчера и она немного опоздала.
4. Супруг застает вас в весьма пикантный момент развлечений с любовником (любовницей) и вам приходит, наконец, в голову очевидная мысль раз и навсегда избавиться от надоевшей половины.
5. Вы и ваш друг угодили в плен, и выбор у вас невелик: либо   покончить с собой, либо выдать все, что знаете, раньше вашего товарища по несчастью.

1. О персонаже: Элестрин Майан, король фэйри (вроде бы как Туата де Дананн)
Форум: «Черное и белое: пиршество во мраке»
Он не человек и не монстр, не зверь и не демон, хотя в равной степени верно все, он умеет любить, но не ведает жалости, он мудр, но переменчив, как весенний ветер, он – фэйри, наследник великого, прекрасного и чудовищного народа.
2. Номер выбранной ситуации: 4
3. Материал для конкурса:
Опять и снова, это повторяется, крутит, не отпуская, одна и та же надоевшая обоим бездарная история еще одного адюльтера.
Замерла в тонконогом кресле посреди комнаты черноволосая дева, отвернулась от того, кто стоял поодаль, словно не решаясь подойти. В их молчании только море – третий лишний, но неумолкающий собеседник. Все говорит и говорит, не может остановиться, но пусть его, так даже лучше, тишина и вовсе была бы невыносима. Невидимые из окон, волны, точно воители в старинной песне, наступали на сушу, рычали боевые песни и глухо ударяли в берег, угрожая взойти по семнадцати каменным ступеням и утопить бесчестных любовников. Что ж, это было бы справедливо, пожалуй.
Элестрин Майан, Король-Чародей и даже чего-то там повелитель, ныне – не более чем проштрафившийся изменщик, старательно отводил взгляд в сторону, в мраморную стену, выложенную тусклыми узорами, все те же волны, то же море... А ведь она ему даже не жена. Пусть они и жили столько лет как мужчина и женщина, она фаворитка ему, но не жена, и никаких иллюзий никогда не было, не было ни обещаний, ни клятв. Откуда же взялась немая покорность выслушать все, что она сочтет нужным сказать, хотя король уже заранее знает все слова, что будут произнесены...
- Ты превзошел себя. Ты знаешь, что она моя сестра? – Вдруг неожиданно тихо проговорила Иллеса; она шевельнулась в своем словно бы игрушечном кресле, сплетенном из тонких стальных прутьев, украдкой вытерла глаза, усталая птица в алых одеждах, в кровь разбившая себе крылья о решетку клетки.
- Нет. – Вполголоса солгал он, подошел ближе и обнял сзади за тонкие плечи, обласканные кроваво-рябиновым кружевом, такие теплые, словно и впрямь птица оказалась в руках, крохотный комочек жизни с бешено колотящимся сердечком, а Элестрин Майан, лебедь-оборотень, всю жизнь умел заклинать птиц. Даже таких, как она.
- Пусть она уйдет. – Прошептала сеидхе, поддаваясь объятьям и прижимаясь все теснее, - Пусть убирается...
- Хорошо.
Пусто и бездумно стоять вот так, и чувствовать ее тепло, и сожалеть, сожалеть, сожалеть... о чем? Зачем? Да обо всем. Годы, проведенные рядом, к чему они привели? Что было в их союзе такого, что на это следовало потратить столько времени? Несчислимые поколения трав сменились, поколения людей и деревьев ушли в прошлое, пока они были вместе. Какие-то радости, разделенные на двоих, какие-то мечты, нелепые, глупые, и ее гибкое тело в его руках, и его шепот в знойном мареве единственной майской ночи, беспросветно далекой. Да. Пообещал не неволить, чтобы потом год за годом смотреть, как его прекрасная алая птица порхает по чужим рукам, и ненавистные чужие пальцы смеют топорщить ее снегириное оперение. Теперь все проще, постылей, ему все равно уже и только эта вина, тянет вниз не как грех, в который верят зачем-то люди, что живут у подножия их жилища, но просто как неудобная ноша.
- Прости меня.
Яблочное вино, легкое и золотистое, как солнце, искрилось между ними, когда Элестрин поднес своей подруге сверкающий бокал тонкого стекла, на мгновение их руки соприкоснулись и он, словно разуверившись в некоем важном решении, едва было не выпустил хрупкий сосуд, чтобы тот вдребезги разбился о мрамор но нет, не уронил.
- А помнишь, как мы встретились?
- О, конечно, Ваше Величество отбил меня у будущего жениха. Как такое забыть.
Он стоял, обратясь лицом к морю, но знал, что она кивнула, по голосу слышал улыбку. Сам уже позабыл, так давно это было, но отчего-то именно сейчас захотел вспомнить, чтобы сохранить зачем-то эту малую скорлупку, песчинку, чешуйку с брюха чудовищного змея вечности, тот один-единственный день, что был первым.
- Ты знаешь, я даже не скажу, как его звали, но помню, что ты играл на арфе, а я танцевала, только для тебя одного, и не хотела останавливаться, чтобы ты только смотрел на меня.
Вино как солнце. Элестрин молча поднес бокал к губам, всей грудью вдохнул запах, пьянящий и чуть терпкий, яблочно-сладкий, как воспоминание, которое он пожелал сохранить.
- Тогда ты не носила красное.
- Да, верно...
Он разжал пальцы и солнце расплескалось по камню, из облака искр сделавшись обычной лужей у его ног. И, как будто поняв, Иллеса попыталась встать, но уже поздно, и она не удержалась, рухнула на колени, не сводя изумленного взгляда со своего короля, до последнего вздоха не верила, пока судорога надвигающейся смерти не лишила ее власти над своим телом. А король стоял рядом и смотрел, как затихает ее жизнь, и думал о чем-то своем, думал о том, что даже сейчас она красива так же, как и ее сестра.
Тонкие руки на ледяном мраморе, алые рукава точно крылья и ветер играет с волосами. Драгоценный феникс, навсегда покинувший клетку.

1. О персонаже: Ха Т`аннах (Хатаннах), хранитель секретов, высший демон Слаанеш из вселенной «Warhammer 40 000».
Это лучшие из творений Темного Принца хаоса; встреча с ними для человека практически равносильна гибели, так как хранители секретов не только стремительные и искусные воины, в бою окутанные иллюзиями, в которых каждый видит самое желанное и соблазнительное для себя, и которые не позволяют увидеть истинный облик демона. Эти чудовища опасны и сокрушающей волю псионической аурой, которая может свести с ума того, кто осмелится взглянуть на ее носителя. Высшие демоны с легкостью  читают самые сокровенные тайны души и способны навевать ломающие волю наваждения.
Во всей вселенной нет двух одинаковых хранителей секретов, конкретно Хатаннах не очень большой, ростом 9 метров, ступни оканчиваются раздвоенными копытами, у него человеческое бесполое лицо и три ряда грудей, четыре руки, нижние заканчиваются длинными клешнями. Демон усыпан золотыми украшениями, к которым питают страсть все дети Слаанеш.
2. Номер выбранной ситуации: 2
3. Материал для конкурса:
Черное и серое.
Серое, черное, мириады пыльных и грязных оттенков на грани, но нежное сияние в небе, между омертвелыми звездочками спутников и дымными шлейфами пожара, бушующего где-то у горизонта.
Сияние, вызывающее безотчетный ужас там, по другую сторону дыма, теплый ветер, напитанный страхом, отзвуки алого и белого, привкус криков, эманации страданий душ и тел, которыми, кажется, можно докричаться даже до несуществующих богов. Он видел все и слышал, осязал всем существом, и дрожь возбуждения пробегала по телу, сея тонкий звон – то пело золотое кружево колец и цепей, продетых в его шкуру, лилово-розовую, слишком яркую на сером и черном. Слишком. В нем все было слишком, в прекраснейшем из бессмертных, шагнувшем из Имматерия в реальный мир, ярко, звонко, притягательно, и реальность, казалось, текла и пузырилась от одного касания этого существа. Тень металась по земле, запутанная маревом иллюзий, копыта глубоко впечатывали в податливый асфальт тлеющие зеленоватой порчей руны, одинаковое повторение дисков и полумесяцев, каждым своим шагом он метил бесцветную землю знаком своего бога, того единственного истинного, кто обратил на нее свой взор. Золотая, украшенная драгоценными камнями маска, изображающая оскаленную собачью морду, была небрежно отодвинута с лица на рога, и тускло поблескивала на высоте третьих этажей человечьих ульев: среди насекомого копошения жителей бессмертный был настоящим колоссом, он шел, изящно поворачиваясь боком на узких улицах, чтобы не задевать стен, он шел невообразимо легко и быстро, словно танцуя, словно и не было изнуряющей битвы, в которой ему пришлось явить один из лучших своих танцев. Теперь же, бесконечным победителем он осматривал свои владения, чудовищный пчеловод, печально высящийся посреди лабиринтов, засыпанных тельцами его узников-питомцев: им некуда было деться от дыма и сияния.
Победа казалась и сладкой, и горькой одновременно, Хатаннах все не мог решить, доволен он или огорчен, или ему хочется еще, или ему жаль, что все кончено; не скрываясь, демон на ходу вытирал глаза тыльной стороной ладони. Невыразимо. Слезы текли и текли, то ли от дыма этого, то ли от величия исполинского органа сгоревших башен улья, в котором пел ветер, то ли просто жаль было, что почти настал конец противостояния, что длилось многие тысячи лет. Там, в небе, выше редких облаков и тяжеловесных имперских кораблей, беспомощно уставившихся вниз, выше двух тусклых невидимых лун, где-то мерцала маленькой желтой звездочкой Кадия. Теперь осталось протянуть руку и взять то, что так долго берегла особенная глубинная мудрость истинного хаоса, ведающего истоки холода и горечи поражений и побед, хаоса, бесконечно далекого от устремлений и воззваний тех, кто породил его и тех, кого породил он. Теперь все переменится страшно и необратимо, теперь уже скоро.
Мертвый город шевелился. Завершение противоестественного существования кадавра, судороги, бессмысленные возгласы, механическое движение в темной изнанке, в тоннелях под землей, в переходах, перестрелки где-то в отдалении, изломанные эхом до неузнаваемости. И еще один звук, навязчивое позвякивание обрывка цепи на толстом ошейнике, врастающем в плоть, оно доводило до бешенства. Гончая кружила рядом, остатками своего жалкого интеллекта еще понимая, что ей не справиться с хранителем секретов, но инстинкты содрогали все ее существо жаждой битвы, самоубийственной жаждой, которая сильнее воли. Узкая чуть изогнутая клешня еще в полете перехватила тварь поперек туловища, и две дуги алого брызнули, разлетелись в стороны, сюрреалистическим узором упав на асфальт, туда, где в кратковременной борьбе сплелись смутные тени. Слишком медленно. Удерживая добычу одной клешней, второй Хатаннах одну за другой отрывал ей лапы, и на лице демона не было ничего, кроме брезгливого ожесточения.
- Кровь для бога крови, да? Так захлебнись. – Голос у него хрустально-высокий, ближе к женскому, и совершенно не вяжущийся с чудовищным обликом, тон почти равнодушный, только яростная ухмылка искривила губы, когда он последним движением поймал гончую поперек морды и отхватил ей обе челюсти, бросил корчащийся обрубок себе под ноги. Тварь все не хотела подыхать, хрипя и выплевывая розовую пену, она корчилась и билась, но ползла не прочь от мучителя, а к нему, словно одной только яростью хотела изглодать ему копыта.
Неожиданное шевеление за перевернутым транспортом отвлекло Хатаннах от его жертвы. Вскинув голову, он несколько мгновений присматривался, и в тусклом сиянии его глаз родилось озарение – собака выслеживала не его, там, за опрокинутым в небо колесом таился крохотный, но очень горячий уголек. Двумя шагами преодолев почти десяток метров, отделявший его от импровизированного укрытия, демон наступил ногой на застонавший и смявшийся под ним остов машины и, перегнувшись, правой рукой, со спиленными когтями придержал на месте дернувшегося было прочь темноволосого заморыша. Всхлипнув от ужаса и обдавшего его невероятного запаха творения Слаанеш, тот забился, пытаясь разжать сильные пальцы.
- Ш-ш-ш... тебе нельзя на меня смотреть. – Прошептал Хатаннах; наклонившись ближе, потянулся длинным острым языком и обжигающе лизнул в щеку, чтобы болью привести в чувство, - Иди вперед, но не беги. От меня невозможно убежать.
Медленно отпустив, он стоял, размышляя над вкусом крови мальчишки, ждал, почти уверенный, что тот не сможет сделать и шага, но нет. Поднялся на ноги, пошел. И огромный демон медленно двинулся следом через лабиринт улиц разоренной планеты-улья.
- Ненавидишь нас? – Поинтересовался он, и высокая готика зазвучала со странным, но общим для всех приходящих из варпа акцентом.
- Вы же всех убили. – Тихо, больше себе под нос проговорил его маленький пленник, но то, что звучало в его голосе, пылало во много раз ярче, чем воля изувеченной гончей Кхорна.
Хатаннах только улыбнулся, довольный ответом.
- А знаешь, кто привел их? – С самодовольством спросил, облизнув потемневшие губы, - Это я все придумал, я три года готовил прорыв на вашу Персеиду, и посмотри, как вышло. А знаешь, что самое смешное? Они еще считают, что сумеют отбить ее. Они не знают, кто сюда идет... впрочем, как всегда, опаздывает...
От звуков его голоса мальчишка зашатался и демон встал поодаль, ожидая, когда к тому вернутся силы.
- Скажи, теперь ты ненавидишь меня еще сильнее? – Вкрадчиво поинтересовался он в спину.
- Ненавижу. – Еще тише прошептал тот в ответ.
- Это ничего, ты отомстишь. Я отведу тебя к ним, и ты все расскажешь, а потом, когда-нибудь, если они не забудут про тебя, когда будут убираться отсюда, мы встретимся снова, и я даже разрешу себя пристрелить. Знаешь, сколько человек во вселенной могут похвастаться тем, что убивали хранителя секретов?
- Замолчи, пожалуйста...
- Какой же ты слабый. Не оборачивайся и иди, или я разорву тебя на куски.
И они шли. Улицами, выжженными пустошами, на глазах у изумленных тварей хаоса, и кто-то пошел следом, но покорно замер на месте, когда острие меча Хатаннах указало на его искаженную от жажды морду. Демон остановился только когда впереди показались позиции имперцев; на глаз прикинув безопасное для себя расстояние, он встал чуть боком, чтобы его хорошо было видно в угасающем закатном свете, вызывающе улыбнулся, а потом вернулся обратно, и не видел уже, как мальчишка припустил бегом, как упал, снова встал, снова побежал, размазывая по лицу слезы и копоть, задыхаясь от густого воздуха, царапающего глотку. Ему было все равно.
Кто-то махнул рукой от стены и хранитель секретов повернул, приблизившись. Вторая рука у позвавшего его существа доставала почти до земли и наполовину была бугристой клешней, покрытой разводами цветного лака. Демонетка, имя... а вот имя забыл.
- Они все равно его убьют. А вот ты показал ему наши позиции.
Ах, какой укор в голосе... Хатаннах сел на землю, чтобы видеть лицо, а не разговаривать с ее макушкой.
- Они зачистят всех, кто меня видел, дорогая, потому что ни одному смертному не под силу этого забыть. – Мягко объяснил он, скалясь в улыбке, - Но если его ярость достаточно сильна, она сбережет его душу в варпе. И тогда мы снова встретимся.

1. О персонаже: Ледяной Блик | Коты-Воители. Игра Судеб
*Фэндом: Коты-Воители
*Вид: кот
*Возраст: 15 лун (приблизительно 20 человеческих лет)
Мрачный и нелюдимый тип, предпочитающий держаться особняком от остального племени. Известен своей внешней невозмутимостью и коронным «ледяным» взглядом. Параноик, в некоторой степени эгоист. В сложившемся противостоянии сторонников четырёх племён и Звездоцапа изначально занимал сторону нового тирана, но последнее время считает равно неправыми обе стороны и уже задолбался участвовать в их конфликтах. Сейчас жаждет просто мирной спокойной жизни, ради чего готов идти на шантаж и ложь.
2. Номер выбранной ситуации: 1
3. Материал для конкурса:
|Взгляд в прошлое|
*около 5 лун назад
…тяжёлые ветви качались над головой. Причудливые тени извивались на тёмной земле, но непонятно было, где тот свет, что заставляет их появляться. Ни луна, ни звёзды не заглядывали в это мрачное место. Никто не заглядывал. Кроме котов.
– Неплохо, – проскрипел массивный бурый кот, лениво потягиваясь. – У тебя начинает получаться, мальчишка.
– Здорово, – Ледоглаз быстрым движением вздёрнул себя с топкой земли, на которую опрокинул его последний удар наставника, и мимоходом отряхнулся от стекающей по гладкой шерсти влаги. – Не беспокойся, я буду стараться лучше, если надо.
– Надо, – кот многозначительно прищурился. – У нас мало времени. Очень мало. Но ничего. Тренировки – это только начало всего.
– Начало чего?
Кот коротко взглянул на любопытного ученика, и тот поспешил прикусить язык. Слишком много лишних вопросов в этом лесу не приветствовалось. А подробности грядущего не разглашались. Коты, приводившие сюда учеников из разных племён, проводя их сквозь сны, говорили лишь о лучшем будущем, которое наступит благодаря их усилиям. Теперь уже скоро.
– Твоё племя довольно тобой?
Задумавшийся Ледоглаз встрепенулся и поспешил нагнать кота, неспешно бредущего прочь.
– Я… - чёрный подросток поморщился, – я не уверен. У меня получатся сражаться всё лучше, я могу победить многих сверстников и даже тех, кто постарше. Но Пятнолапа это не радует. Иногда мне кажется, что он даже недоволен.
– Пятнолап?
– Мой наставник в племени. Он…
– Он глупец, – бурый кот резко махнул хвостом. – Только глупец может быть недоволен хорошим воином.
– Он говорит, что не учил меня тому, что я делаю.
– Наблюдательный глупец, – воин хмыкнул. – Из-за таких нам и приходится торопиться. Ускорь шаг, мальчишка. Сегодня не стоит опаздывать.
Ледоглаз послушно зашагал быстрее.
– Сегодня будь мил с бедным Пятнолап, – вновь заговорил кот после короткой паузы. – Прикидывайся слабым безвольным дураком, как он хочет. Пусть он будет доволен тобой. Пусть не тревожится. А завтра будет ночь полнолуния. И ты, - взгляд воина повернулся к бредущему следом ученику, - ты должен быть там. В любом случае, возьмёт ли тебя с собой этот ваш… Звездопад, или нет.
Чёрный кот несколько растеряно заморгал. Такого поворота разговора он не ожидал. Прокрасться к четырём деревьям в ночь Совета – подобное не одобрит ни племя, ни Звёздные Предки.
– Конечно, лучше будет, если тебя прихватят, так сказать, официально, – усмехнулся бурый. – Но даже если нет, ты будешь не один. Или ты настолько боишься гнева звёзд, что готов отвернуться от нашего дела в последний момент.
- Нет, - Ледоглаз вскинул голову. – Я не боюсь!
– Отлично, – кот вновь отвернулся. – Нам может пригодиться любой голос. Любой коготь.
…ночь легко прятала чёрную шкуру в своих тёплых объятиях. Ледоглаз, привстав на задние лапы и опираясь передними на вылезший из-под земли корень, напряжённо смотрел на поляну, где смешались пришедшие на Совет племена. Предводители уже восседали на скале, возвышаясь над остальными котами – Ветер, Гроза, родная Река… не хватало пока только Теней.
– Ну что там?
– Пока ничего, – отозвался Ледоглаз в ответ на встревоженный шёпот.
Двое Ветряков, ожидающий рокового момента вместе с ним, вновь притихли. Их шерсть, белая и рыжая, не позволяла высовываться без риска оставаться замеченными, поэтому соратникам приходилось полагаться на наблюдательность Речного ученика. Что ж, Ледоглазу не привыкать неподвижно ожидать подходящего мгновения, чтобы броситься на добычу. А вот быстроногим Ветряным котам терпения явно не хватало.
– Всё ещё ничего, – огрызнулся ученик, чувствуя, что начинает раздражаться. – А вот и Сумрачные.
К трём племенам среди четырёх дубов примкнуло четвёртое. Ледоглаз напряжённо повёл хвостом из стороны в сторону. Вот-вот должно начаться. Вот к четырём предводителям на скале присоединилась ещё одна фигура – крепкий полосатый кот легко взлетел над поляной и повернулся к недовольно возроптавшим воителям. Голос Когтя легко можно было расслышать даже на расстоянии
А учителя из снов были правы. Не все готовы легко согласиться на предложения полосатого воина. Коты упрямо твердят о воинском законе, о традициях, о воле Предков… словно не в силах взглянуть в будущее. Жизнь течёт. Всё меняется. Лес меняется.
– Пора.
Чёрный кот легко перескочил через корень и двинулся в сторону поляны Четырёх Деревьев. Следом скользили тенями легконогие Ветряные коты. И их троица была не единственной. Многие приходили из леса, некоторые отделились от общей толпы воителей, сидящих на поляне.
Каждый голос, каждый коготь…
Изумлённый взгляд матери, сердитое удивление отца, негодующее шипение наставника.
Ледоглаз отвернулся и вскинул голову, стараясь держаться прямо и уверенно. Пятнолап дурак, как сказал кот из снов. А родители поймут, скоро они всё поймут.
Ведь он прав.

1. О персонаже:
Саруман Радужный или Курунир ( как называли его эльфы) был высокого роста и худощавого телосложения. Острые черты лица, такие, как выпирающие скулы на лице под старческо-обтянутой кожей выглядят достаточно отталкивающе и производят впечатление серьезной и холодной мудрости. Саруман носил длинные, прямые селые волосы и густую седую бороду. Во время последних событий третьей эпохи Саруман сменил свой ярко-белый плащ на радужный, что переливался семицветием при движении.
Подробнее можете пробежаться по ссылке:
http://lotrrol.ru/viewtopic.php?id=3945#p486595
2. Номер выбранной ситуации: 5
3. Материал для конкурса:
   Темные тучи, казалось, опускаются все ниже и ниже. Где-то на горизонте играли с закатными переливами яркие молнии скалистых гор, что окружают бескрайний Мордор. Саруман сидел привязанный на вершине Отрханка и смотрел, уткнувшись взглядом в каменно-холодный пол, хотя, если заглянуть ему в глаза становилась понятным, что он где-то глубже.
- Какого черта, Саруман Мудрый, -язвительно восклицал Грима, -не смог справиться с тормозными поленьями из волшебного леса, -брызжа слюной и коверкая слова продолжал он насмехаться.
Да и что ему еще оставалось делать? Когда человеку страшно за себя - он не хочет принимать, что все это случилось по его вине. Связанные вдвоем на вершине крепости, они уже как сутки ожидали своей казни. Грима всю свою жизнь отличался лишь пустым грязнословием и, то ли потому а, то ли потому что уже смирился - Саруман лишь покачивался взад-вперед под порывы ветра.
-Так ты мне ответишь или так и будешь подметать своей бородой это последнее пристанище твоего "Святого Духа", -Грима никак не унимался, под  каждый звук слов его глаза бешено бегали,  он был так напряжен, что вздрагивал от любого пролетающего насекомого и дрожал так, будто сам Балрог дышал ему в спину.
-Сейчас все решится, -сказал волшебник томным гласом, все так-же не меняя взгляд.  Лишь казалось, что он еще больше сосредоточился где-то в глубине себя. Грима тот час-же заскрипел зубами и начал подергиваться, пытаясь сделать что-то с канатами, что обвили  плотным плющом его руки и ноги. Он напоминал червя, которого рыбак только-только насадил на крючок своей удочки.
   Вдруг Грима замер. На другом конце отворилась с протяжным скрипом тяжелая железная дверь и послышались гулкие шаги, раздающиеся эхом, даже на проветриваемом и открытом олимпе башни. Гендальфи Гимли молча подошли к Саруману и Гриме. Саруман тяжело поднял взгляд на ослепительные одежды своего бывшего соратника по ордену. Грима задрожал и стал выкрикивать невнятные фразы о том, что бы его отпустили, потому что он лишь был пленен магией и силой Сарумана.  Гендальф же не обратил на это никакого внимания, он даже не взглянул на мгновение тогда, когда Гимли поднес секиру к его шее так близко, что у того стали собираться капельки пота на конце лезвия.
-Саруман, -громогласно восклицал Гендальф, -от имени ордена мы изгоняем тебя за все то, что ты сделал в своих интересах, забыв про интересы нашего браства и наплевав на ту миссию, с который ты был ниспослан в средиземье.
   Саруман смотрел пустым взглядом, который выражал лишь апатию и легкие ноты презрения. Где-то на глубине зрачков, в бликах молний отражалась усмешка и Гендальф на мгновение прищурился. Он ощутил, будто, это насмешка над всем тем, что сказал, что он говорит и что еще только скажет.
-Я вынужден сказать, что как материальная сущность ты, более, не имеешь права находитсья здесь. Я буду вынужден выпустить твой дух, ослабив его пред этим, чтобы ты более не возвращался. Не мне решать, достоин ли ты жизни или смерти. Но отправить тебя на суд, извини, я вынужден. Чему я рад, признаться, -Гендальф остановился, чтобы понять, слышит ли его Саруман. Радужный закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
  -Гендальф-гендальф, протянул Саруман,-я... Я скажу лишь что.., -здесь Саруман заметил, словно все вокруг сейчас направлено на него. Взгляды присутствующих, зигзагообразные вспышки молний, тучи сгущающиеся вокруг его мыслей. Он даже почувствовал первую каплю холодного дождя, что упала на его связанные руки, и в тот же момент странная дрожь пробежала по его спине, заставив его выпалить остальное, -ты лишь инструмент в чужой игре, мой старый друг, а я же обрел истинную ясность зрения. Все вокруг происходит по чьей-то чужой воле и ты -- лишь ее проявление, когда я же обрел свою собственную и пытался изменить положение вещей так, как видится не чьей-то сути, а моей. И я чувствую в себе силы повлиять на исход в котором нет понятий добра и зла!, -Саруман сглотнул и вновь опустил взгляд, собравшись с мыслями, -Ты поймешь, поверь, но будет слишком поздно.
    Саруман резко дернулся, полетев вниз со шпиля Ортханка. Как в то же мгновение над всем Средиземьем, казалось, нависла плотная, склизко-темная тишина. Казалось, что прошла вечность и небо разразилось громом, а после разверзлось проливным дождем. Гендальф еще несколько мгновений стоял, вглядываясь в даль, совершенно не замечая, как Гимли осторожно вопрошал, что ему делать с Гримой, взгляд которого, стал похож на кукольный. Развернувшись, Гендальф медленно зашагал прочь, бросив в пустоту лишь единственную фразу, -Я не знаю, друг мой.

1. О персонаже:
http://projectw.ru/viewtopic.php?id=74#p441 - анкета на персонажа;
http://projectw.ru - сам форум;
   Сам по себе персонаж не сильно интересен, но любим мною. И он единственный, кто мог бы теоретически попасть в подобную ситуацию, правда я не уверена, что он будет кого-то убивать, но. Конкурс того требовал! К тому же я не сразу поняла, что надо кого-то убивать, и написала пост почти до конца, прежде чем неожиданно уточнила этот вопрос. Так-то они должны были просто развестись)
   Есть такой город, город N, в котором некогда , не вдаваясь в подробности, что-то произошло, и у его жителей стали проявляться всевозможные способности. У Армана это был "ангел-хранитель" в виде огромного белого льва с крыльями, так что он стал практически неуязвим. Ангел появляется не всегда, так о его существовании по идее не знает никто.
   Так вот, с момента, который сейчас идет в игре, пусть пройдет 7-10 лет, и вот что могло бы получиться.
2. Номер выбранной ситуации: 4;
3. Материал для конкурса:
   Со второго этажа летели вещи, украшая собой мебель в зале, перила, устилали пол. Преимущественно это были твои вещи, что вообще-то было странно, ведь ты-то никуда не собирался.
- Я всегда знала, что ты женился на мне из моих денег! Чертов педик!
- Бизнеса твоего отца, если точнее. Сама-то ты за свою жизнь не заработал ни копейки.
   Зачем-то тихо пробурчал ты. Не смог смолчать, а принимать активное участие в ссоре не хочешь? Не то что бы узнал о себе сегодня много нового, весь этот поток оскорблений, угроз и претензий был так логичен и ожидаем, что лучшее, что ты мог сделать, это вот так вот сидеть в кресле со скучающим видом и курить, курить, курить.
   Ваш брак, как это не странно, был заключён по любви, хотя и с кучей оговорок. Арман, ты действительно любил ее. Она очаровала тебя при первой встрече, шикарная и юная, такие противоречивые качества. И в дальнейшем она лишь сильнее завоевала твое сердце переливами смеха, строптивым взглядом, который так быстро становился покорным, способностью понимать тебя, быть именно там и тогда, когда тебе это было нужно, и, напротив, исчезать в моменты, когда тебе это было необходимо. Она была твоей родственной душой, определёно. Ты долго был против брака, уверяя, что не умеешь быть верным, что не создан для семьи, что недостоин ее. София, а ты любил называть ее Феей, приводила железные доводы, подкрепляемые деньгами и репутацией ее отца. Ты сопротивлялся долго, но, Граф, разве можно победить женщину в подобной войне? Ты был уверен, что да, я всегда утверждал обратное. Все было хорошо: шикарная свадьба, на которой был и я, совместная жизнь, бизнес, который пошел в гору, твоя коллекция антиквариата разрасталась, что было проблемой в этом закрытом и теоретически изолированном городе N…
   Мой милый Граф, нежный и страстный, ты вернулся ко мне уже давно, когда твои чувства к Фее еще не остыли окончательно. Ты не можешь по-другому, это болезнь – неверность. И ты болен ей неизлечимо. У тебя давно уже нет к ней тех чувств, а брак держится на привычке и лени, ведь так трудно что-то менять, особенно, когда прошло пять лет. Так что сегодня, когда она ворвалась в мое съемную квартиру и увидела, как я выгибаю спину, насаживаясь на тебя, закусываю губы, не в силах сдерживать стоны… Черт, от одного воспоминания об этом я вновь возбуждаюсь. Хочу тебя, хочу тебя всегда… Так о чём это я? Ах да. Ей нужно было увидеть все своими глазами, чтобы поверить твоим словам, а теперь еще и выставить, так, будто ты что-то скрывал.
   С лестницы вниз полетела ваза и очередная порции брани. Ты давно уже припрятал ценные вещи, боясь за их сохранность, и теперь я вижу, что не зря. Через пол часа спустилась и сама София, разъяренная, растрепанная, грудь вздымается, не в силах успокоить гнев внутри. Я вижу, как вспыхнул твой взгляд, провожая ее, прекрасную, страстную, некогда любимую. Прошу, не смотри на нее так, не желай, не возвращай, ведь ты не изменишься, я не позволю, не отпущу. А ты не сможешь бросить всех своих любовников.
- Я пришлю за своими вещами, а заодно передам бумаги на развод.
   И что она так долго делала наверху, спрашивается, если не вещи собирала. Но что это? Что за громадный лев возник из ниоткуда перед ней? И ты… Ты так спокоен и говоришь:
- Прощай, моя Фея.
   Я не верю своим глазам и не могу пошевелиться, мне надо бежать и не быть свидетелем этого, но я не могу. Софи кричит, кричит так, что должен был бы услышать весь квартал, но твой особняк стоит в отдалении, и никто не придет на помощь. А если бы и пришел, как справиться с таким монстром. А он облизывает плотоядно, бесшумно ступая белоснежными мощными лапами, нависая над ней.
- Не играйся, Ангел, будь добр, не мучай ее.
   Она даже не успела выкрикнуть просьбу о помощи, она наверняка бы умоляла тебя, но ты не дал шанса. Лев взревел и единым ударом прикончил ее. А я все стоял в окне, смотря как ты вздыхаешь и отворачиваешься обратно к камину, как на твоем лице не отображается ничего, будто и не было убийства! А твой лев жрет ее, смакуя, хрустя костями, чавкая, будто кошка поедает цыпленка. Ты вновь куришь, спокойный, холодный и равнодушный… Я боюсь тебя, боюсь до дрожи и паралича, Арман. Я не могу пошевелиться и молю богов, чтобы ты не увидел меня в окне. Но твой лев смотрит на меня и.. улыбается? Через миг я бегу со всех ног по улице чертового города N и понимаю, что я следующий.

1. О персонаже:
http://projectw.ru/ - Форум
http://projectw.ru/viewtopic.php?id=578 - Анкета
Петроний Молотов, 32 года, бывший военный инженер ВС США, теперь - патрульный в городе N. Человек. Холост. Принципиален. Внешний вид можно описать двумя словами - "Ходячая гора". Бесстрашен и действует исходя из всех возможным вариантов развития событий учитывая свое отношение к происходящему.
2. Номер выбранной ситуации:5
3. Материал для конкурса:
Петроний очнулся в старой комнате. Голова болела жутко, в глазах двоилось, руки не слушались, ноги болели так, словно он прошел пешком марш-бросок с двойной нагрузкой. Посередине комнаты стоял стол и два стула.
Какого черта? Где это я?
Впрочем, на эти мысли ответ нашелся очень быстро - в внезапно открытую дверь вошел Командор Хадсон с двумя бойцами. Руки  у Петрония были свободными, но в таком состоянии с таким противником бороться было глупо.. Да и бессмысленно - даже если уложить этих троих, уйти не удастся - он был на Полигоне, а после бунта здесь наверняка увеличили охрану. Петроний кое-как встал, даже удалось удержатся на ногах, но боль стала просто адской.
-Присаживайтесь - в обычном для Командора командирском тоне прозвучало то ли приглашение, то ли приказ. Отказать в таком удовольствии себе Петроний не смог, особенно учитывая тот факт, что за неповиновения  можно было знатно отхватить.
-Здравия желаю, Командор. - рука дернулась, но к пустой голове, да еще и сидя, руку не прикладывают. Можете объяснить одну вещь -  какого черта я тут делаю?
Командор открыл папку и достал оттуда фотографию.
-Узнаете?
Да уж.. Как не узнать самого себя и своего друга Дика. Кажись тогда они были в "Сильмариле" - он отдыхал после рабочей ночи, а Дик тогда работал там охранником. Дик.. Хороший товарищ и отличный друг, наивный и с высокими стремлениями - совсем как он в эти годы. И он так же любил лезть в самый ад событий.
-Да, узнаю. И?
-Этот человек - один из мятежников, устроивших нападение на Центр. Я думаю, вы понимаете всю серьезность ситуации.
-Да, сэр. Вот только, к сожалению, я ничего не знаю,  потому что если бы знал - сказал бы сразу.
Командор без единой эмоции продолжал смотреть на Петрония.
А он моргает вообще? Да и человек ли он?
Ну что же - Командор убрал фотографию и внимательно посмотрел на Петрония. - Раз вы не можете нам помочь с информацией, у вас есть два выхода. Первый - вы убиваете этого мятежника, второй.. - Командор замолчал, ясно давая понять о втором варианте.
-И почему же вы думаете, что я пойду на это?
А у вас разве есть другой выход? - на лице Хадсона проскользнула тень улыбки, хотя может Петронию это просто показалось.  - Либо он, либо вы. Выбор предоставляем вам. Мы даже дадим вам время подумать - 5 минут и ни секундой больше. Время пошло. - Командор засек время  на наручных часах и следил за ним, время от времени поглядывая на пленного. Сам же Петроний находился в мучительных раздумьях - попробовать спасти парня ценой своей жизни или же придется убить своего единственного друга за последние полгода. Время неумолимо уходило, а по той информации выходило, что этот парень в любом случае умрет - либо сейчас, либо на полигоне - люди его типа долго не проживут в таких условиях. Однако убить друга... Черт, это было просто безумие, и нужно было решатся быстрее.
Время вышло. - Хадсон убрал часы и пристально посмотрел на Молотова.  - Сделали свой выбор?
Да - Петроний вздохнул. - Пистолет выдадите?
Что же, правильный выбор, мистер Молотов. - Командор повернулся к одному из охранников - Сержант, проведите его к особому арестанту и верните ему оружие и выдайте один патрон
-Да, сэр. - сержант открыл дверь и медленно направился по коридору. Петроний двинулся за ним в том же темпе - быстрее не позволяла боль. Через пару минут они дошли до отдельной камеры с укрепленной дверью. Сержант достал пистолет, разрядил его и зарядил единственным патроном.
-Без шуток мне тут, ясно? Мне проблемы не нужны, тебе, я надеюсь, тоже. - с этими словами он открыл дверь. Петроний вошел внутрь и заметил ничком лежащего Дика. Был он явно не в лучшем состоянии - множественные синяки, несколько ссадин, кровоподтеки... Но он был еще жив - было слышно его хрип. Услышав скрип двери, он медленно повернулся на шум и, увидев Петрония, улыбнулся.
Пит.. Неужели ты? Ты пришел меня спасти? - каждое слово ему давалось с трудом, он сипел и кашлял, но он говорил, и он действительно был рад видеть своего товарища.
Да, я. И пришел освободить тебя. Навеки. Твоя смерть не будет напрасной, Дик - Петроний медленно поднял пистолет и навел его на Дика. Руки предательски дрожали, указательный палец был словно парализован, но он продолжал целится - Прости меня.
Нет, Пит.. Нет.. НЕТ! - последний крик был заглушен оглушающим выстрелом.
Все было кончено.

1. О персонаже:
http://reilana.mybb.ru/
Персонаж играет главную роль в вампирской ветке. Вёлся с аккаунта мастера мной. Все важные сведения, включая имя, должность, возраст и внешность, представлены в материале на конкурс.
2. Номер выбранной ситуации: 2
3. Материал для конкурса:
Все, как один
Тот, кто борется с монстрами, не сможет уберечь себя, чтобы самому не стать монстром. © Фридрих Вильгельм Ницше
С чего начинается история маньяка? А, может, всё же безумца и социопата, одержимого идеей создать свой идеальный мир? Виктор Эрейн Силиврен  из благородного Дома Королей Белого Сияния, был на службе Императора более трёхсот лет. Видел три поколения владык, и каждый из них был отравлен одной и той же болезнью — глупостью. В обязанности Викора входило лечение каждого. Рождённый вампиром, он не имел способностей к целительству, никогда не занимался врачеванием, но имел всё необходимое, чтобы стать первым, кто попытается изменить ход истории.
Советник Его Величества, искренне желавший процветания своим собратьям, каждый день, как ему казалось, делал что-то во благо правителя и его народа, оставаясь в холодной и такой уютной тени монарха. Он, как безумный учёный, разбирался в причинах болезни, пытаясь найти от неё лекарство.
Три сотни лет ушло на сотворение долгожданной вакцины и, когда она, наконец, была найдена, один случай мог решить её судьбу. Будущее вампиров оказалось в его руках — сына Лестата, прожившего немногим больше семи сотен лет. Он повидал много смертей и так мало жизней, чтобы понять, что настало время выйти из тени и сразиться за лекарство. Он стал старше, крепче, смелее и сильнее. Серебристо-серые волосы с годами посветлели, но снежной белизны ему уже не дождаться. Он рождён в другом клане, а благородство Арис — холодная сталь, она слишком грязна, чтобы стоять на равных с чистейшими из них. От долгих прожитых лет густой и жесткий волос проступил на лице, обрамляя скулы решительного и серьёзного мужчины тонкой и аккуратно подстриженной бородкой, идущей ровной полосой по челюсти, с выскобленными с щёк лишними волосками и идеально ровными бакенбардами. Высокий и широкоплечий мужчина, не лишённый былой молодой крепкости. Он уверенно ступал, не сгибая спины. Солдатская выправка осталась верной спутницей старого воина. Он больше не может воевать, крепко сжимая оружие в сухой и не такой сильной, как в былые годы, руке, но он ещё способен на последний бой здесь, в стенах столицы. Офицерский камзол льнул к его телу, словно шился для него, как вторая кожа. Он отливал золотом на свету, отвлекая внимание от пронзительных до холодка по позвоночнику серых глаз. Благородство; с ним он нёс своё бремя.
Шейнир дель Виззарион — юный вампир, подросток, унаследовавший после скоропостижной смерти отца власть, корону и все Северные земли от запада до востока архипелага, но не ум. На мальчишку возлагали слишком большие надежды. Виктор надеялся, что сможет повлиять на молодого вампира, упиваясь его смирением, но поздно понял, что этот род уже не спасти от саморазрушения. А он пытался. Три поколения подряд. Он знал отца и деда мальчишки. Кахелис — их первый Император и дед Шейнира, отличался тонким умом, но был слишком великодушен. Когда демоны пошли войной на вампиров, мужчина, пролив немало крови своих собратьев, остановился вместо того, чтобы пойти дальше и очистить мир от заразы, и все жертвы, полёгшие в Лунных землях, оказались напрасны. Виктор надеялся, что Советники и Старейшины смогут его образумить, но и среди них оказалось много глупцов, считавших, что мир лучше взаимных страданий. Император оседлал бочку с порохом и не дожил до рождения своих внуков. Ему на смену пришёл его сын — Эльдар. Сильный духом воин. Он мог поставить на колени всех, посягнувших на земли детей ночи. Виктор взращивал в нём это семя, но родовое древо прогнило на ещё одно имя. Вампир был готов поступиться традициями и чистотой крови, связав свою жизнь с вампиршей клана Виан. Породниться с дикарками, которые ненавидят и презирают мужчин, втаптывая их в грязь, как свиней.
Отродье, которое подарило их союз, стало для Советника пощёчиной — напоминанием о допущенной ошибке — никогда не доверять Виззарионам. Эльдар опорочил свой клан. Вианская потаскуха сбросила на него бастарда, лишившись обузы, и вернулась под крыло своей матери, где ей было уготовлено соответствующее статусу место. Император-отец выполнил возложенный на него долг — женился на сестре, сохраняя чистоту крови, но обременил себя воспитанием отвратного благородным бастарда.
Мирра — дивный цветок виззарионского сада. Он готов был обожать дочь Кахелиса, уповая на чрево будущей матери Севера. Прекрасную, умную, послушную девочку, которая выросла у него на глазах. Она должна была подарить Северным землям чистейших наследников.
Возложив надежды на её детей, Виктор закрывал глаза на проступки их отца, и вспомнил о нём, когда тот подобрался слишком близко к вакцине. Ещё один Император не задержался на троне. Это место Виктор готовил сыну Мирры — Шейну, и её дочери Элен, но с кровью отца и деда наследник перенял болезнь. Мальчишка, как и его отец, отказался от традиции чистой крови, предавая всё, что было так дорого вампиру. Он привёл во дворец девчонку с улицы, обращённую, желая сделать из неё Императрицу.
Лишившись ещё одного воспитанника, Виктор надеялся спасти дочь Мирры, но и та сбежала, предавая его идеалы. Тогда он понял, что нужно создать новый мир, где не будет ни одного Виззариона, не будет разврата, которым переполнены бордели города — похотливые суки плодят грязнокровных щенков. Их становится слишком много. Пора возвращать старый порядок, но для этого ему придётся уничтожить новый. Яд можно отсосать из раны, но отрезать конечность надёжнее, а ещё лучше — голову.
Переполненный идеями, Виктор возвращался домой. Солнце скрывалось за горизонтом, но блики тонули в светло-сером камне домов и дорог, не получая взаимного отблеска. На улице было мало вампиров — их время наступит с сумерками. Он ненавидел солнце, но был благодарен ей за то, что мог идти по безлюдной улице, не видя грязнокровок — все они прячутся в своих норах, пока темнота не призовёт их.
На крыльце разрушенного дома он заметил девушку. Она пряталась в тени, тонкими руками держась за хрупкие, поржавевшие перила. Её одежда давно износилась, превратившись в старые лохмотья, и напоминала холщовый мешок, перетянутый на талии прогнившим шнурком. Юное создание семнадцати человеческих лет. Милое личико, как и худое изнурённое голодом и жарой тело, перепачкано в сажу и грязь. Карие глаза испуганно-пытливо наблюдали за ним, но маленькие пухлые губы оставались безмолвны. Сидя на холодном камне ступеней, она босыми ногами упиралась в разбитый белый валун, пачкавший чёрные пятки в мел. Девица бесстыдно задирала ноги, и подобие юбки, которая едва прикрывала её бёдра, открывала слишком много.
Он должен был пройти мимо неё, но не смог.
— Что ты здесь делаешь в такое время?
Девушка осмотрелась, кажется, ей и в голову бы не пришло, что высокородный заговорит с ней, а не пройдёт мимо. Хорошо, очень хорошо. Она не пытается прыгнуть выше своей головы.
— Я задал вопрос, — без строгости и жёсткости в голосе. Их разделяла тонкая улочка в полтора метра шириной, она не могла его не услышать.
— Любуюсь солнцем из тени, господин, — робкий голос; она наклоняет голову и косматые, сбившиеся в грязные клочки, волосы прячут её лицо, но он видит, как иногда выглядывают её глаза. Ей любопытно.
— Где твои родители? — он не подходит, не убирает рук из-за спины, которые по-привычке сцепляет замком на пояснице, гордо, но не свысока смотрит на неё, не отвлекаясь на лучи солнца, которые играют на нём, взывая к жажде.
— У меня их нет, господин.
— Ты здесь совсем одна?
— Да, господин.
Мелкие камни, перетирая песок, перекатываются под подошвой его сапог. Он медленно подходит к ней и останавливается на расстоянии протянутой руки, но и  не думает наклоняться, чтобы их лица оказались на одном уровне.
— Как зовут тебя, дитя?
Девушка поднимает голову, и он слышит, как из её голоса постепенно уходит страх.
— Люси. 
***
Воздух пропитан запахом сырости. Плесень прячется по углам помещения. Тёмно-коричневый камень, которым отделаны стены, поблескивает в редком свету — на нём застыли капли влаги, которые в старом подвале никогда не исчезают. Холод идёт от пола, засыпанного землёй и песком, и щелей в стенах — их стоило бы давно замазать, но Виктор видел в этом особую прелесть. Она позволяла ему вспомнить былое время, когда он ещё чувствовал себя живым, сражаясь за корону в годы своей молодости.
Старый деревянный стул скрипел, когда он выдвигал уставшие ноги, склонившись над столом. Арис слепо смотрел в пол, не ощущая заноз, щекочущих пальцы руки, которую он положил на стол. Его мысли далеки. За пределами пустого дома. Он думал о лекарстве, думал о том, что ещё сможет сделать для их мира. Виктор всегда восхищался кланом Камэль, считая себя недостойным их чистоты, и тихо мечтал быть ближе, стать их опорой, их защитником и щитом. И гордо нёс знамя своего клана, стремясь к идеалам, которые ныне пытались забыть, втаптывая в грязь, как старую тряпку, его надежды и желания. Он жил стремлением сделать их мир лучше и сохранить былое величие сыновей и дочерей Лестата. Верил, что чистая кровь сможет вытянуть их из пучины грехов и вернуть звание великой Империи, от которой остались руины, а с каждым годом особо ропотные из разрушенного храма идеалов тащили по куску, пока на безлюдном пепелище не осталось ничего кроме золы, пыли и песка. Глупость отравила их умы и поставила желания выше всего остального.
Тихий стон и жалобный плач. Мужчина поднял голову, обернулся. Тихо шепча, как отец, который пытается успокоить испуганного ребёнка, он поднялся. Рука ищет на столе оставленные щипцы и вместе с ними он проходит к дальней стене. Подвешенная на цепях, адамантом жгущих её запястья, Люси, давясь слезами, не находила новых слов мольбы. Она испуганно пыталась вжаться в стену, но нет спасения. В тусклом свете Люси видела капли собственной крови на холодном металле, который всё ближе к её лицу вместе с мужчиной, любезно предложившим ей свою помощь. Её тело испещрено множественными ранами от мелких незначительных порезов до выдранных кусков плоти, с запёкшейся на них кровью. Тонкие ноги девушки вывернуты под неправильным углом, а правая щека разодрана, превратившись в кровавое месиво. Она пыталась сбежать от него, когда поняла, что радушный приём закончится смертью одно из них. Люси не хотела умирать, но так и не смогла убежать. Виктор поймал её за волосы и грубо дёрнул назад, как непослушную собаку за поводок. От удара о грубую железную ручку двери из глаз посыпались искры и, оказавшись на полу, она, придя в себя, попыталась, плача, ползти к ступеням, ведущим наверх, но уже не смогла подняться. Мужчина подошёл к ней, крепко сжимая в руках кузнечный молот. Он опустился всего два раза и оба по её ногам. Это наказание за желание жить.
Крепкие пальцы касаются её подбородка и заставляют смотреть в лицо мученика.
— Пожалуйста.. — выдавливает из себя ещё одну мольбу, но он не замечает ни крови, ни слёз, ни чужой боли. Виктор всматривается в её изуродованное лицо, он запомнит его таким, каким оно было при встрече, до того, как он приложил к нему свою руку, до того, как он продолжит.
— Я облегчу твои страдания.
От его слов не становится легче, но она не желает смерти, а он и не думает ей её дарить. Пока.
— Я ничего не сделала.
— Ты появилась на свет, — он так же спокоен и сдержан. — Ты не заслуживаешь быть вампиром.
Пальцы грубо надавливают на скулы и заставляют открыть рот. Холодный металл задевает зубы и медленно ломает, вырывая клык. Девушка трепещет в его руках, жмурит глаза до мурашек перед ними и горячие слёзы омывают её окровавленные щёки. Кровь смешивается со слюной, стекая по подбородку. Он не торопится вырывать второй клык, даёт ей время отдохнуть, отойти от первой вспышки боли, чтобы продолжить. Снова плачет и кричит, но её последний крик принадлежит только ему.
***
Солнечное утро. Белые облака плывут по голубому небу. Погода прекрасна, но время суток не для праздных вампирских прогулок. Он вынужден дожидаться в порту новых указаний и отправиться в путь, выполнять приказ владыки. Двое людей, выделенных ему в помощники, возятся с лодкой, готовя к её к недолгой поездке. Совсем скоро он окажется в тени навеса и отдохнёт от солнечных лучей, пренебрегая капюшонами и масками.
— Не могу достать. Застряла. Тяни!
Он слышит недовольное кряхтение практиков, занимающихся не своим делом. Гордо стоит к ним в профиль на крепком мостке, смотрит на синюю гладь моря, подставляя лицо порывам прохладного ветра. Его не заботят проблемы. Он спокоен и не намерен откладывать поездку.
— Это что тут? Рыбацкая сеть? Какого кракена она тут делает?!
— Заткнись, Фил, и тяни!
— Раз… два… — лодка покачнулась, и мужчины с грохотом упали на спину. — Какого..?!
— Убери это дерьмо от меня!
— Как она тут оказалась?
— Обращённая?
— Кажется, да. Смотри, на ней же живого места нет. Бедняга…
— И кто мог так обойтись с девушкой?
— У нас никогда обращённых не жаловали. Ничего удивительного. Выбрось её на берег.
— Как же… Похоронить бы.
— Тебе заняться больше нечем?!
Виктор не оборачивался. Ему была безынтересна находка практиктиков. Он знал, что за морской подарок они нашли в рыбацких сетях. Узнать Люси было невозможно, но он ещё помнил, как она выглядела вначале их встречи, а иногда представлял, какой бы она предстала перед ним, окажись чистокровной.
— Кто способен на такое… А что вы думаете, господин?
Виктор в пол-оборота повернулся, окинул взглядом девушку и мужчин. Холодно и с толикой презрения прозвучало всего одно слово:
— Монстр.
Самых ужасных чудовищ мы порождаем сами.