Аластор и Арлин Вагнер - родители, инквизиторы, входят в Совет Верховного Трибунала.
Винсент Вагнер - дядя, младший брат отца, инквизитор, погиб.
Амелия Вагнер - супруга дяди, погибла.
Джон Пэйн - дядя, младший брат, охотник.
Сиберия Вагнер - кузина, удочерена Аластором и Арлин после смерти ее родителей, инквизитор-дознаватель.
Алана Торн - единокровная сестра, внебрачная дочь Аластора, человек.
Адам и Алан Вагнеры - братья, погибли в возрасте 17-ти и 5-ти лет.

     Беда пришла в их дом неожиданно словно гром среди ясного неба. Весть о гибели ее дяди и тети быстро разлетелась по особняку, слухи ползли с неимоверной скоростью. Отец ходил мрачнее тучи, мать беспристрастно, впрочем как и всегда, блуждала по дому, отдавая приказы о поведении церемонии. В тот же день к ним привезли светловолосую малышку, двоюродную сестру Винтер, которую звали Сиберией. Они с Аланом были одного возраста, но Сиб чаще проводила время в компании старшей сестры, которая хоть и вела себя порой холодно, девочку все же любила и запрещала младшему брату исподтишка дергать ту за белокурые косы. Но больше всех Винтер беспокоил старший брат, которые растеряв свой обычный задор слонялся по дому следом за отцом и Адамом, в надежде узнать какие то подробности. Спустя пару дней, сразу после похорон дяди, Аластор и Арлин покинули дом, отправившись с рабочим визитом в соседнее графство. Ту ночь поместье Вагнер запомнит навсегда. Как вечное напоминание о произошедшем и дом и одна из его обитателей, которой посчастливилось выжить, обрели шрамы, неизлечимые даже святой водой.
"Только не плачь, ни звука, или умрешь!" (с)
     Словно это было вчера, так же ясно помнит она слова Винса. Его уверенный, но чужой взгляд, и сильные руки подростка, толкнувшего сестру в темный чулан, и приказав не высовываться. Помнит крики боли и ужаса, раздававшиеся глухим эхо в стенах дома, окропленных людской кровью. И темноту, зловещую и непроницаемую, а так же влажное дыхание за плотной дубовой дверью. Сильные удары, треск древесины, стон и дикий вой пса, заглушивший всхлипы умирающих. С тех самых пор Винтер больше не могла плакать, каждый раз, когда ком подкатывал к горлу, в голове отчетливо звучал голос брата "не плачь, не плачь, не плачь". Слезы стали для нее синонимом смерти и боли, незаживающей раны виною которой была она сама.
     Если бы она послушала Анну, если бы не выбежала вслед за Аланом из детской, все могло сложиться иначе. На их дом напали оборотни, неожиданно, когда все уже погрузились в сон, группа людей ворвалась в здание. Один из охранников приставленных к ней и младшему брату, запер детей с няней в ванной, приказав не поднимать шум. Но испуганный юркий мальчишка умудрился выскользнуть из рук Анны и ринуться прочь из комнаты, следом за ним побежала Винтер. Она никогда не сможет забыть того что говорили те люди внизу, требовавшие немедленно привести к ним Аластора виновного в гибели тысячи их родных и близких. Они жаждали крови и отмщения и они получили то, зачем пришли. Адам и Алан погибли сразу, на глазах затихшей сестры, наблюдавшей за бойней со второго этажа холла сквозь широкие прутья ограждения. Кровь. Алая горячая кровь лившаяся нескончаемым потоком по холодному мрамору пола. Это картина по сей день является Вагнер в кошмарах, от которых не могут избавить ее даже именитые психиатры. В этом пугающем месиве из разодранных людских тел она искала взглядом Винса, но не могла найти. И в этот миг эмоции взяли верх над ребенком, жалобно заскулив, словно побитый щенок выгнанный под дождь, девочка опустилась на колени. Ее услышали, заметили, она была обреченна, если бы не брат. Мальчик появился так же внезапно, как час назад волки, схватил сестру за руку и резко закинул в темную каморку у лестницы, приказав молчать. А больше не было ничего.

Иногда люди плачут просто потому, что не в силах перестать плакать. Это как снежный ком, который годами накапливался и медленно тлел, до тех пор, пока не покрылся тонкой коркой льда, что теперь оставляла грубые борозды и больно царапала душу, летя вниз. Эта слезная соленая лавина, что тяжелой массой срывается с горной вершины и нескончаемым потоком несется к подножию до тех пор, пока вся не иссякнет. С ней невозможно бороться, ее нельзя остановить. Бесполезно стоять на пути у неизбежного, нужно просто отпустить, в надежде на то, что в какой-то момент все же сможешь найти укрытие и спрятаться, пока волна не снесла тебя прочь. Наверное, в такие моменты кто-то всегда приходит на помощь. Кто-то сильный, смелый, способный защитить и оградить ото всех бед. Но в жизни Винтер не было ничего приблизительно похожего. Она оправдывала свою неспособность, свой страх перед слабостью, слезами и возможностью отпускать боль лишь тем, что однажды она уже пережила подобное, и после никто не пришел к ней на помощь. Единственный человек, что мог взять ее за руку и подставить плечо, с тех самых пор покоился под двумя метрами земли, а другим не было дел до ее слабостей.
Фауст был не прав в одном: не отец делает из нее бесчувственную куклу, она сама старается казаться такой. Это ее выбор, ее решение и ее жизнь. Окружение лишь создает антураж в котором Вагнер вынуждена обитать, пожиная плоды своих и чужих трудов, но ее образ, та маска которую брюнетка с гордостью должна носить, не более чем способ защитить себя и других от нее самой. Долгие годы Винтер играла роли послушной дочери, компетентного начальника, праведного судьи, а за всем этим скрывалась лишь фальшь и нежелание рушить чужие мечты и планы. Мистер Вагнер хотел продолжения их известной фамилии, ему нужны были наследники, а вместо сильных и смелых сыновей, в его распоряжении осталась лишь слабая девчонка, которая не могла справиться с той ответственность, что он должен был на нее возложить. Все детство и юность ей казалось, что родители осуждают ее, смотрят так словно это она виновна во всем произошедшем, виновна в смерти братьев, а быть может в том что выжила в ту ночь, а они нет. И из всех своих сил, последние двадцать лет, Ви старалась доказать отцу и матери, что она не хуже, что она не безнадежна и может быть достойна их фамилии. В собственных глазах хотелось быть лучшей, самой-самой, способной горы свернуть, и не посрамить честь семьи. А вместо этого терпела поражение за поражением, провал за провалом и горькую обиду, которая не оставляла ее душу в покое. Никто не знал чего ей стоят эти победы, которыми она представляла любой свой неудачный проект. Самое важное чему научилась Винтер, так это выкручиваться из любой, даже самой тяжкой ситуации, в глазах других смотрясь победителем.
Но главным разрушающим ее изнутри чувством - было пожирающие чувство вины, твердившее, что если бы не она, ее маленький брат и Винсент были бы живы. Если бы она не отпустила руку братишки, он бы не убежал вниз и Винсу не пришлось бы защищать непутевую сестру от стаи разъяренных оборотней ценой собственной жизни. От этих мыслей слезы наворачивались с новой силой и крупными каплями катились по щекам, капая затем на ладони. Не считая ноющей боли в ноге, иных поводов жалеть себя женщина не находила, и все что накопилось в ней за долгие годы просто выплескивалось в шквал жалости и сожаления к семье и загубленным жизням.
- Угу. - С досадой взглянув на охотника отозвалась брюнетка и устало посмотрела вниз, внимательно рассматривая свои ладони. Ей было неприятно и больно смотреть на мужчину, который стал свидетелем этой постыдной картины. Именно чувство стыда плескалось в ее сознании, когда она задумывалась о происходящем здесь и сейчас, возвращаясь из болезненных воспоминаний прошлого. Она здесь, такая какая есть, такая кукла которой считает ее Фауст, только потому, что осталась единственной фигурой на шахматной доске своих родителей став из пешки ферзем, который совершил неверный ход. Мистер Вагнер всегда мечтал сыграть красивую партию, только вот с Винтер каждый ход словно эндшпиль. И сегодня он в очередной раз подтвердил ее опасения, что именно дочь является его главным разочарованием. Она видела в нем любимого отца, которому хотела угодить, а он в ней лишь средство осуществления своих амбиций.
Винтер чувствовала это гнетущее чувство напряжения, нависшего над ней в лице охотника. Ей было так стыдно перед ним, так горько, что в очередной раз она показала ему какой дурой может быть, что даже не могла найти в себе сил посмотреть на него. Никогда он не сможет понять ее, почувствовать то что чувствует она. В отличие от Вагнер, Фауст был по своему свободен. Даже оказавшись в лапах обезумевших от жажды мести членов Ордена, он не выглядел так жалко, как сейчас выглядела она, беспомощно проливая слезы. В какую то минуту этого затянувшегося молчания, глядя куда-то сквозь Лекса, она уже хотела было собраться и ответить ему, попросить уйти, ведь он не обязан наслаждаться этим жутким зрелищем в лице обиженной девочки, которую никто не ценит. Она тяжело вздохнула, готовясь отправить его вон, как дыхание перехватило и брюнетка испуганно замерла, ощущая на своем теле тепло его рук, держащих ее в объятиях.
- Я... - Слова застряли комом в горле, не давая Ви возможности даже дышать. Она чувствовала как волна с новой силой набирает обороты, готовая вот вот выплеснуться наружу, зацепив заодно и охотника, отчего-то решившего вмешаться в ее ход. Чего ожидала она от мужчины? Очередной насмешливой речи, в стиле "ну я же говорил", осуждения, брезгливой жалости, даже предложения выпить и всё забыть. Она могла ожидать от него чего угодно, в первую очередь побега из этой комнаты, но никак не того, что происходило с ними в эту минуту. Стыдливо уткнувшись носом в его шею, она бессвязно что-то бормотала, глотая новый нескончаемый поток соленых слез. Черт его знает, что именно двигало Фаустом в этот миг, но Винтер была благодарна ему за это.  - Я хочу. Зажги его для меня, пожалуйста. Тут холодно и он меня бесит.
Знакомый запах его кожи, тепло рук, все это бессознательно давало женщине чувство, мало схожее с тем, что она испытывала ранее. Защищенность, комфорт, сила.
- Ты не обязан быть тут и видеть все это. Достаточно того, что ты, кажется, вывихнул челюсть моему отцу. А теперь нянчишься с его странноватой дочкой.