Оригинал 

Ночь – материальная тень, воплощение сокровенных людских кошмаров - металась меж скал, слепа от ненависти, оглушена болью; но не ведала она усталости. Отчаянные, лишённые всяких остатков чего-либо человеческого крики – тупой ор умирающих, забывших самое себя от страха животных – точно бы подстёгивали её, сулили больше, больше крови, хмелили её разум, заставляя вновь и вновь смыкать челюсти на содрогающихся в предсмертных судорогах телах, наотмашь полосовать противников когтями, сбрасывать их с отвесных вершин каменного карниза взмахами мощных крыльев. Она жаждала смерти. Ужасной, полной страха и боли смерти тех, кто посмел вступить на её земли.
Но вот она – языческий бог могучих нагромождений скал Севера, что принимает жертву крови – ощутила чьё-то холодное – мертвенно-холодное, неживое – прикосновение на своём хребте, венце своих рогов, рваных полотнах своих крыл; ей показалось, что эти чьи-то невидимые пальцы, холодные, как вечный лёд её страны, коснулись самого её сердца, заковывая его в клеть северного хрусталя, кристально чистого, что осколки стекла, и такого же острого. Оно – это неизвестное, чужое ей существо – всею тяжестью своего невидимого для неё тела прижимало крылатую к земле, вдавливало в холодный камень, унижая, заставляя в подобострастном подобии поклона жалко, бессильно ворочаться в луже собственной крови.
Она была закована сетью, оплетена железом.
Постепенно, незаметно для самой Мирры, странный, неестественный дурман стал, вихрясь, распространяться в её голове, отупляя и затормаживая. Чёрная более не чувствовала страха, не чувствовала льда, вросшего в её грудь уродливой, кровоточащей глыбой, не чувствовала жажды чужой плоти; она не чувствовала ничего. Н и ч е г о . Слабые отголоски, бестелесные эхо чего-то важного, чего-то тревожно значимого едва ли достигали её сознания; драконица точно впала в некий сон, мутным, грязным, пошедшим паутиною трещин зеркалом отражающий явь; он, дурной, тяжёлый,  склонял её голову к земле. 
Белый силуэт – клинок, взрезающий ночь. Дотоле пустые, серые, безликие небеса точно бы разломились надвое криком и мольбой; воздух был напоен болью и предсмертным, животным ужасом пред страшною, явившуюся из самых преисподней смертью. В следующий миг в её лёгкие резко, болезненно ворвался свежий, чистый от смрадной, удушающей тяжести воздух; Мирра захрипела, едва ли способная дышать; грудь сжимало спазмами. 
Голос Белого Змея, двоясь, звоном отдавался в её голове: она была ещё во власти наркотика. Драконица не разбирала слов друга, лишь слышала отдельные, лишённые всякого смысла слова: "Игр-ра-игр-ра, тупых-тупых животных-ых... Жалкой-ой... Пострадала-ала..." Она со стоном повернула голову, поднимая на него затуманенный нездоровой пеленой сна взор. 
Вдруг, совершенно внезапно, точно пронзённая неким электрическим импульсом - вздыбился хребет, вновь огнём заполыхали очи, - горная владычица вскинулась - черты её исказились мучением - и, превозмогая боль, медленным, неверным шагом прошла внутрь пещеры. Не было сказано ни слова - над блестящими в свете зарниц мокрыми от крови скалами повисла тишина, мёртвая и тяжёлая.
Она вошла внутрь и остановилась, прислушиваясь, чутко и настороженно. Но Мирра не улавливала, никак не могла уловить его, этот  с т у к , что всегда эхом вторил её собственному сердцу. В гнезде старинных монет и самоцветов было пусто. П у с т о .
Внутри самой её груди точно бы тоже разверсталась пустота – огромная, грозящая захлестнуть разум, чёрная и бездонная. П у с т о .
Крик – не зверя более – человека, исступленный, полный такой боли, что самое небо, казалось, отвечает ему трауром чёрных туч, женский крик исторгся из самой груди драконицы.
Они забрали его. Её дитя.

Оригинал 

Милдред поднялась - плавным,мягким, танцующим движением. Опрокинула в себя кубок с вином, махнула своему человеку, который мягко попросил лютню у менестреля. Она не собиралась отвечать на вопросы так легко - это был праздник, а какой праздник без танцев. Да,они говорили с королем о делах - но ветер звал и путался в струнах лютни. 
 
Барабанный бой. Бой барабанов, слышный здесь лишь топотом кочевников. Вождь вскидывает голову, и припасенный Энгисом бубен над головой. Рождалась легенда. Без слов, лишь музыка. Бой барабанов-ног о деревянный пол. Перезвон бубна. Тонкие звуки лютни. 
 
То что творила она - сродни шаманству - Сархи-ур-Халит вздымает руки над головой, переступает ногами - и пусть у неё лицо Милдред, повадки те же. Один взгляд - вождь может повторить.  Спрятать в пляске тайну и песню, все слова этого мира, все о любви, о высочайшем плене. Не будь она настолько человеком - не разгадала.
 
А потому танцу должно начаться, как пророчеству и сказанию. Под золотистый звон бубна, под топот - она пляшет, отчаянно и прекрасно - не сражается, лишь исступленная нежность осыпается на пальцы. Исступленная нежность и величие, то, что не есть дочь Эрвига - и не будет её, покуда танец не окончен. В её движениях зов и свобода, но скованы они невидимой клеткой. Вот замерла она - только и живут руки да глаза, а вот - вновь бой барабанов-ног и пляска, вновь о будущем, вновь о безумии и боли, о крови и огне. 
 
А потом - она запела - гортанным пением без слов. Поджигая кровь, остужая чувства, сводя с ума голосом и движением. Посвящение Традуилу, лесному королю - вся она, без остатка. Лишь плескались ночные волосы да вилось у ног платье, а в остальном - ветер в волосах, звон бубна. Не жива растворилась в легенде, что писала собой - не кровью своей, духом мятежным, всем что одарил её этот мир - всем она писала балладу. О единстве. О возможности.
 
И алой лентой у запястий - боль. Боль, боль, боль, кровь - смертны люди, пусть и пляшет сейчас безумно та, кого не зовут Сархи, но которую сейчас можно спутать с ней - потому что они одно, для Милдред это шанс на мир - и она стала бы кем угодно. Лишь бы распалить огонь вечноживущего еще ярче  - до их возлюбленных звезд!
 
Ответом на вопрос -Приди и возьми - Мольба и приказ, легший в песню и потерявшийся в музыке, что затихала после безумия танца. 
 
/Пост требует пояснения. Милдред пляшет, мимикрируя под Сархи, дабы Транди окончательно возжелал принцессу Кханда. Политика-с/

Оригинал 

Милдред только головой покачала, услышав про Единого. Но не стала спорить. Каждый слеп к чужому миру. Им хочется найти одного врага, разделив все пополам - а она не умела и не хотела так.  Но им, вечноживущим в звездном свете этого не объяснить. Нельзя объяснить что после смерти нет ничего, нельзя рассказать то, о чем шептал её брат в горячке, и восторг жениха, когда тот заводил речи о Сауроне. Она уже прошла путь между добром и злом, тьмой и светом, эти два костра закалили её - и ни одна из этих идеологий никогда не коснется её сердца. Она останется жестокой среди "Свободных Народов" и милосердной подле "Слуг Саурона".  
 
В этом её безумие, рожденное из песен ветра - менестреля, краше чем все эльфийские певцы. Она смотрела на Трандуила, прикипевшего к портрету принцессы и улыбалась - потому что ветер вновь подсказал ей путь. К само вершине, где только холод и вой, и ничего больше. Она привыкла слушать - в её народе её назвали бы шаманом, если бы узнали что она делает. Но шаманством это не было.
 
- Она горда, тщеславна и самоуверенна. И очень молода, потому-то это не недостаток. Она держит голову поднятой, а душа её молчит. Она - цветок юга. Думаю, самый нежный. - В слове нежность пряталось так много значений - как в бархате может прятаться отточенная шпилька. В голосе Милдред не звучало презрения - но снисхождение, почему-то, было. Может, потому, что она сумела стать Вождем, а Сархи-ур-Халит в опасности в собственном доме, погруженная в интриги. - И она либо разбудит свой гордый дух, дух тех, кто смог когда-то победить мое племя - либо умрет. Во Славу Саурона, так скажут. Ради политики - на самом-то деле.
 
Искушенной в интригах Милдред не была - но она хорошо управлялась с луком и кнутом, и любого, посягнувшего на её власть убивала или убеждала. Её-то дух не спал никогда, она с рождения несла ответственность, словно судьба решила повторить ту же шутку что и в прошлый раз. С похожей женщиной носившей это же имя так давно, что люди и посчитать не могли.

Оригинал 

Багровое полуденное солнце раскалило песок и воздух, создавая впечатление, будто на горизонте кто-нибудь поставил дрожащее от жары стекло, что загораживает эту пустыню от остального мира.
Летняя столица, Город Вечной Красоты тем временем копошился под этим жарким солнцем, словно муравейник, покой которого нарушил сапог неосторожного путника.Тысячи людей готовились к событию, которого в Кханде не происходило уже не одну сотню лет. Через несколько часов должна была состояться казнь. Но это было не очередное наказание преступника, а особый древний ритуал – кровавый дар богам.

Дверь камеры начала скрипеть. Из этого можно было догадаться, что надсмотрщик опять пришел услышать признание. С омерзительным скрипом дверь отворилась и свет от зажженного факела осветил тюремную камеру, больно ударив по глазам принцессы. Она прижмурила глаза и хотела прикрыть их руками, но от голода и бессилия она не смогла преодолеть тяжесть кандалов на руках и прикрепленной к ним тяжелой цепи. Она чувствовала, знала, что ее оглядывают, слышала знакомые голоса, но сейчас она не могла вспомнить, кому они могли принадлежать. Человек, который держал факел приблизил его к Сархи настолько близко, что она вплотную почувствовала жар огня на щеке. Страх подступил к горлу огромным комком, а из глаз мелкими горошинами покатились слезы.
- Накормите ее и дайте воды. А через пару часов приведите наверх.
Дверь закрылась, свет пропал, прошла и опасность. Но появилась надежда. Накормить и привести наверх. Привести в покои, объяснить это недоразумение. Но сначала поесть.
Разминая затекшие пальцы, принцесса снова заплакала. Потому что наверху ее ждут люди, которые знают, что она ни в чем не виновата. Ее ждут жены и наложницы брата, которые называли ее сестрой и знали, что она любила брата, а он любил ее, и никто из них не причинил бы вреда другому. Там ее ждет король с серебряными волосами, прекрасное бессмертное создание, о котором она и мечтать не могла.
Глупая маленькая принцесса, брошенная всеми, продолжала лить слезы, лелея безумную надежду на возвращение прежней жизни.
Через несколько часов ее таки забрали. Сархи долго щурилась от яркого света, царившего во дворце. Еле перебирая ногами, она все время терла запястья, где словно браслеты остались синяки и ссадины, и все время пыталась припомнить по какому же пути ее ведут и почему не поднимаются наверх в покои гарема или повелителя. В конце концов они вышли в сад, где Сархи гуляла почти каждый день, а оттуда через Красные ворота к краю пологого холма, на котором стоял дворец. Там ее ждало множество знакомых лиц и все они улыбались ей, за исключением некоторых угрюмых мужчин. Сархи также улыбнулась им в ответ и это казалось ей самым счастливым моментом, пока она не увидела свою служанку, которая еле сдерживала слезы. Тут же был и главный визирь, в руки которого солдат, провожавший принцессу, ее подтолкнул.
Схватив Сархи за оба плеча, визирь закричал прямо у нее над ухом, едва не срывая голос.
- Приветствую вас, жители великого Кханда! – только сейчас Сархи взглянула на улицы города, и на площадь, которая располагалась немного ниже уступа холма. Все было заполнено людьми. У Сархи все похолодело внутри от осознания того, какой же дурой она была. Во все большем ужасе она взглянула на визиря, а он ответил ей ядовитой улыбкой, шипя сквозь зубы:
- Допрыгалась, принцесса.
Все с той же улыбкой он продолжил свою речь.
- Я, великий визирь, Амун ибн Ходже, - он еще сильнее сжал ее плечи, от чего у Сархи аж выступили слезы, - объявляю эту женщину, Сархи уль-Цапитар-ур-Халит из племени Синих Ворон предательницей своего народа и мерзкой темной колдуньей, уложившей омерзительный договор с белолицыми демонами, дабы убить своего брата, нашего великого хакана Цапитара и узурпировать власть.
От ярости и эмоций народ взревел словно ураган. Сархи почувствовала, что сейчас потеряет сознание, но этот мерзкий лгун продолжал крепко держать ее.
- Нет! – Сархи закричала изо всех оставшихся сил, но кроме находившихся рядом солдат и дворцовой челяди ее никто не слышал – Ты мерзкая лживая собака! Боги и люди проклянут тебя за эту ересь. Они вас всех проклянут!
Визирь наклонился к уху принцессы и сказал.
- Нет, моя принцесса. Боги и люди уже прокляли вас.
Она принялась отбиваться от мужчины и после громкой пощечины по его лице он резко взмахнул рукой и Сархи уже лежала на земле. Золоченный браслет разрезал ей щеку и из раны хлынула кровь. От боли, отчаяния и гнева ее всю трясло, а из глаз предательски полились слезы. Она встала сама, не позволяя солдатам прикасаться к себе. Но Амун тут же поднял руку, крики и восклицания утихли, и он снова начал говорить.
- Ее рождение и ее падение было предначертано судьбой. Нам же суждено прекратить это. Кровью ведьмы мы смоем грех и позор из наших душ.
Кивая и улыбаясь, словно бешеные псы, люди одобрительно загудели. После визирь кивнул «охране» принцессы и они двумя рывками содрали с нее одежду. Шок, ужас, паника, стыд – в один момент весь мир перевернулся и Сархи даже толком не поняла, что случилось. Прикрываясь руками, она в ужасе искала хоть кого-нибудь, кто бы помог, заступился. Но те, кто не пялился на нее с лютой ненавистью и насмешкой были попросту равнодушны.
- Проводите Ее Высочество на ее место. – визирь указал на площадь двух Лун, почти на другом конце города. Сглатывая слезы и еще не до конца понимая, что ее ждет впереди, Сархи пошла вперед, когда солдат позади грубо толкнул ее.
С каждым шагом, который приближал ее к обезумевшей толпе, Сархи все больше осознавала, какой ужас ждет ее впереди. О том чтобы собрать силу воли не могло быть и речи. Страх и паника поглощали все, что оставалось от принцессы Кханда.
Но на деле все оказалось еще хуже. Солдаты распихали людей, создавая коридор, но стоило Сархи ступить шаг в толпу, как к ней потянулось множество рук, цепляющихся за волосы, руки, плечи.
Ее рыдания не были заметны за ревом толпы. А конвой заставлял ее двигаться дальше.
- Предательница! Убийца! Шлюха! – голоса сливались в невыносимую какофонию, из которой теперь состоял весь мир девчонки, что когда-то была принцессой.
Обнаженная и беззащитная перед такой безумной ненавистью, Сархи плакала и молилась всем богам, чтобы только быстрее добраться до места казни. Она бы предпочла умереть побыстрее, прямо здесь. Бесконечно тянущиеся руки царапали и били, а слезы от унижения и позора смешивались с кровью и красными ниточками катились по телу. Угрозы и насмешки будто стали частью ее, а она сама перешла ту черту страха, когда человек все еще защищает себя, потому что боится смерти.
Внезапно кто-то сильно ударил ее живот. Сильнейшая боль заставила принцессу согнуться вдвое. От боли и нехватки воздуха она упала на колени. Вокруг нее началась драка, а Сархи, которую едва не вывернуло наизнанку, упала на землю, представляя как ее затопчут или разорвут эти звери. Сейчас это было единственное, чего она хотела.

Оригинал 

День у Леголаса выдался не из лучших. 
Вместе с тремя верными товарищами с самого раннего утра, когда солнце еще толком не взошло, а лес дышал предрассветной свежестью, он отправился к границам с дозорной вылазкой. Нехорошее предчувствие мучило принца уже несколько дней подряд, и усидеть во дворец было просто невозможно. Он чувствовал - что-то надвигается, что-то зреет там, куда ни взор, ни разум его проникнуть были не в состоянии. И вылазка эта была предпринята с единственной целью - подтвердить или опровергнуть опасения. 
Все четверо эльфов скользили по траве, почти не сбивая с нее прозрачную росу, затем, когда тропа кончилась, поднялись на ветви деревьев, Леголас скомандовал остановку, поднялся повыше и огляделся. В воздухе пахло смутной тревогой - словно оттенок дыма погребальных костров примешался к сладкому аромату пробуждающейся земли. У хвои, свежего ветра и припавшей к земле травы был привкус пепла. Леголас спустился к своим спутникам и велел двигаться дальше. 
- Что-то не так? - спросил Риннельдор - старший из дозора. Он хмурил темные брови, и Леголас поспешил улыбнуться ему - ни к чему было пугать спутников собственными смутными подозрениями. Чутье редко подводило Леголаса, но в данном случае он совершенно не понимал, что происходит.
- Ничего нового,- ответил он,- я чувствую, что в лесу гнездится тьма, но и вчера так было, и прежде того.
- Тьма,- повторил Риннельдор печально,- я страшусь того дня, когда она станет для нас привычной.
- Этому не бывать,- мотнул головой принц.
Они дошли почти до самой границы и возвращались домой ни с чем - ни единого вражеского отряда, даже ни одного паука не встретилось на пути, но сердце Леголаса теперь буквально рвалось от тревоги. Было бы несравнимо лучше, если бы им пришлось сразиться с командой диверсантов или обнаружить, что паучьи кладки расширились и приблизились ко дворцу - тогда хотя бы у этого невнятного страха появилось бы неприятное, но объяснение. Но так, как сейчас, было только хуже. 
Дворец встретил их медовым теплом огней, и принц с удивлением узнал от вечерней стражи, что в зале для приемов сейчас принимают гостей из неведомых земель. Леголас осмотрел себя - на нем была обычная походная одежда, чуть испачканная мхом и лесной землей, волосы растрепаны, хоть и самую малость, но приводить себя в торжественный вид он счел излишним. Ни о каких гостях его не предупреждали, и сейчас явиться перед отцом (а не перед ними вовсе) он мог в том виде, в каком считал нужным. Трандуилу наверняка сообщили о его вылазке, и король, вероятно, ждал от сына доклада. Что ж, так тому и быть. Он бросил свой лук и колчан подоспевшему оруженосцу, чуть пригладил волосы и поспешил к залу.
Принц быстро прошел по галерее и на мгновение замер у дверей зала, прислушиваясь. То, что он услышал, было так невероятно, но на мгновение Леголас потерял дар речи и не решился ступить в зал сразу, хотя хотелось ворваться на одном дыхании и потребовать объяснений.
- Мне интересно, каковы в тех краях обычаи выдачи девушки знатного рода замуж? - послышался спокойный глубокий голос короля, и у Леголаса упало сердце.
Отец собрался жениться?! Но на ком? 
Своей матери Леголас не помнил, Трандуил никогда не говорил о ней, во дворце не было ни единого ее портрета, но принц был уверен - причиной этого молчания была глубокая рана, которую смерть матери нанесла его отцу. Тот не уплыл на Запад, опустошенный сердцем, лишь потому, что не мог оставить его, своего сына, и образец этой чистой, хоть и трагической любви, всегда восхищал Леголаса. Он знал, догадывался, вернее, как тяжело было Трандуилу оставаться здесь, по эту сторону моря, когда сердце его было разбито, и ценил и любил его за то, что делает он это из-за него. 
А теперь что же - отец собирался жениться? Ни с того, ни с сего? 
Леголас решительно толкнул дверь и вошел. Взору его предстала странная танцующая женщина - смертная? Неужели правда смертная? 
Принц остановился, принял самое серьезное выражение лица, и, не дожидаясь, пока девица закончит - в конце-концов, может, отец пригласил ее для развлечения, кто знает? - громко и торжественно объявил:
- Приветствую короля. Я прибыл из дозора с докладом.

Оригинал 

объяснение

Данный пост является сновидением навеваемым Сауроном на Денетора из тонкого мира. Действия Денетора включены с его полного согласия. Курсивом выделена речь Саурона, которую он внушает Денетору.

 
Саурон встряхнул головой и снова обозрел Средиземье. Далеко на юге виднелся светлый шпиль Минас-Арнора. Тонкая и нехорошая улыбка коснулась губ Гортхаура. Его злая воля снова крадучись устремилась к самому верху башни, туда, где как раз окончился совет.
Денетор был один. Саурон некоторое время рассматривал утомленного трудами человека. Воля наместника Гондора была сильна и яростна. Пожалуй даже слишком сильна.
Саурон предпочел бы видеть его своим назгулом, а не врагом... Но кольца уже давно были розданы.
Майа приблизился осторожно пытаясь проникнуть в мысли правителя. Это было трудно. Даже пребывая во сне, ослабленный, Денетор сопротивлялся. Однако наглости и терпению Саурону было не занимать.
- Спишь... наместник... а пока ты спишь, твои враги не дремлют... - тихо прошептал Саурон в тонком мире, вызывая душу Денетора на разговор.
Денетор беспокойно дернулся во сне. Несмотря на яркий день за окнами, дурные мысли и дурные сны вновь овладевали им. И не было сил распахнуть глаза и стряхнуть морок. Беспокойство черной змеей вновь зашевелилось где-то под ребрами. Долг правителя, страх отца за своих детей, усталость уже не молодого человека, все это будто каменной плитой придавило его к ложу. Тяжелые сны затопляли его как воды реки, смыкались над головой. Не вздохнуть, не выплыть...
- Спишь... - продолжил Саурон, опускаясь рядом с человеком на колени и продолжая нежно, бережно шептать ему в уши. - А пока ты спишь, Белый Волшебник предостерегает твоего сына Фарамира против тебя же... И все кругом лгут... Лгут тебе о судьбе Боромира... Недоговаривают той правды что знают... Все... Особенно Арагорн... Он ведь жаждет только власти... что для него судьба Гондора... Свой единственный козырь - твой последний шанс победить - он бесславно разменял за горстку пепла... ты же знаешь что вы не сможете удержать Кейр-Андрос и Осгилиат... Ты же уже видел как огонь пожрет твою землю...
Денетор тихо стонет, чужие слова вползают в его уши, отравляют его разум.
- Боромир... - шепчет во сне Наместник - Боромир, сын мой, где же ты..
Саурон чуть не прикусил язык. Мысль пришедшая в голову была яркая, злая... но майа решил приберечь ее на потом.
- Может его еще можно спасти? - голос тихий, ласковый. Саруману это удалось бы намного лучше. И даже Мелькор справился бы быстрее. Но никого из них не было, и уже вот какую эпоху приходилось постигать все самому. - Просто не хотят... просто не хотят помочь... Считают тебя глупым... слабым... Арагорн знает... знает где Боромир... но не говорит... нет... А Белый маг? Что он скрывает? Что они скрывают от тебя, Денетор сын Эктелиона, наместник Гондора? Почему они скрывают от тебя? Они считают тебя не достойным? Они считают тебя не достойным править... Они считают Боромира не достойным занять твое место, вот почему они не хотят чтобы ты помог ему... вот почему... они предали тебя. Все предали тебя. Фарамир...
-Предтели... лжецы... - бормочет Денетор - стервятники... но нет, я не отдам им трон, я не отдам им мою страну. Боромир, мальчик мой... но нет, нет, нельзя давать волю ложным надеждам. Нельзя позволять себе размякнуть. Если он жив он спасется, он вернется, если только он жив...
- Но будет ли ему куда возвращатся... если у тебя отберут все? Если Белый волшебник разменяет Гондор в своей личной игре против Мордора? Если Арагорн подымет против тебя восстание? Будет ли у тебя что оставить своим любимым детям?
-Нельзя этого допустить... за Арагорном нужно сдеить, нужно выгнать его прочь из Гондора. И этого прохиндея Гэндальфа тоже. Пусть обнимаются со своими чертовыми эльфами. Все едино за душой у них ни гроша нет. А один в поле не воин...
- А что будет делать Гондор... Гондор тоже один... Разве может Рохан помочь когда сам просит помощи? Что Рохан сотворил с твоей армией? Что Рохан сделал с твоей помощью...
Мысли Денетора будто бы продолжили речи Саурона.
-В Рохане новый правитель, не известно кто он и как он будет себя вести, а вдруг они струсят и продадутся врагу? И здесь нет дружеского плеча, не на кого положиться...
- Но нужно что-то делать... нужно любой ценой сохранить Гондор... Это же долг правителя...
-Нельзя допустить переворота. Сохранить страну, сохранить трон. Любой ценой... отправить Арагорна на передовую. Пусть там проявляет свою доблесть. Может там и сдохнет с пользой.
- Главное чтобы не так как Берен... - сначала ляпнул Саурон а потом только себя обругал за глупость
- Так вот почему он так радеет за эльфов... присмотрел себе бабу остроухую и теперь хочет выслужиться? Проклятые эльфы... везде сеют смуту. Прячутся за нашими спинами, стравливают нас...
- Конечно... элфам же не нужен сильынй Гондор. Эльфам нужен Гондор-марионетка... так ведь всегда было... Эльфам нужны люди как живой щит перед угрозой Мордора. Ты хочешь быть живым щитом?
-О да... оттого они и живут так долго, что всегда находят дурачков, готовых умереть за них. Нет, нет, войны Гондора не станут погибать во славу надменных остроухих
- Жаль только остроухие уже укрылись от Мордора за гондорскими щитами и гондорскими жизнями...
-Знали проклятые где нужно поселиться, чтобы их шкуры были в безопасности...
- Дали разорить Арнор... чтобы никто не мог быть им соперниками.. дадут разорить и Гондор...
-Ну уж нет, Гондор не даст себя сломить! Но мы слабы... о, как мы слабы..
- Нужно что-то делать... наместник
-Я устал, устал... и во сне мне нет покоя...
Саурон выдохнул. Теперь нужно дать сомнениям прорасти... но ничего, очень скоро Денетор возьмет палантир... и его тревоги лишь усилятся от этого.
Майа поднялся и, оставив спящего, исчез из Гондора. Время двигатся вперед - пришло.

Оригинал 

Трандуил так и простоял молча, до тех самых пор пока двери кабинета не закрылись, за Леголасом и его поспешные шаги не стихли в коридоре. Король выпил еще вина, и тяжело опустился в резное кресло, обхватив голову руками. Все как будто в пропасть катилось. Даже их с сыном отношения, вот и еще одна ссора, а по-другому это и не назовешь. Только бы Леголас не наделал глупостей, поддавшись порыву... Ну хотя бы в этом они похожи. Трандуил уповал на то, что со временем сын поймет его, поймет и простит, потому что осознает, - отец должен был так поступить. Будучи принцем, Трандуил вел себя также. Правда осознание правоты доводов отца, пришло к нему только со смертью Орофера...
Разозлившись, король в ярости разбил штоф с вином об стену. Тонкие ручейки вина стекали по расписному камню, в месте удара, словно кровь. Как раз там, где был изображен Орофер. Кровь короля...
Разозленный, Трандуил вышел из кабинета, попутно приказав навести там порядок. Он двинулся сквозь пустые переходы к лестницам, ведущим в подземелья. Его обуревали противоречивые чувства: гнев на себя и на Леголаса. И в то же время сожаление о содеянном и сочувствие к сыну. Длинный путь по немного успокаивал короля, позволяя ему по мере сил не думать о той неприятной сцене, что разыгралась не так давно в его кабинете.
Наконец, Трандуил достиг цели. Святая святых - сокровищница, доступ к которой строго ограничен. Двойная охрана несла здесь стражу денно и нощно. Коротко ответив на приветствия воинов, король приказал открыть двери, и войдя сам запер их изнутри.
Обширный грот, был до краев завален драгоценными камнями, произведениями ювелиров и прочими сокровищами. Но больше всего было золота...
- Золото... Так много... -  с придыханием проговорил король, падая на колени, как подкошенный и просеивая пальцами золотые монеты, продолжая тихо бормотать себе под нос:
-Столько смертей... Столько крови... - алчность вперемешку с безумием заплясали в глазах короля... - И не напрасно. Это стоит того. Всех страданий... Всех горестей...
- Вот как ты заговорил, значит. Король... - раскатистый басовитый смех под сводами пещер заставил короля содрогнуться от ужаса и обернуться на голос.
Позади него, на грудах сокровищ возлежал красно-золотой дракон, его огромная голова угрожающе посмеивалась, и крылья вздрагивали в такт смеху.
- Ты... - Трандуил с трудом подбирал слова от шока и изумления... - Ты же сдох! Ты мертв! Бард убил тебя черной стрелой! Ты гниешь на дне Озера, старый змей. Мертв...
Дракон снова лишь ужасающе расхохотался:
- Мертв? Я? Ха! О нет, маленький эльф... Меня так просто не убить... Золото помнит.
Глаза дракона хитро сверкнули. Трандуил не мог поверить своим глазам, это было просто невозможно. Пока до него не дошел истинный смысл слов Смауга. Дракон, читавший всю картину переживаний в душе короля, по его лицу, спокойно спросил:
- Понял теперь, король? Твои алчность и гордыня обернулись этим... Ну как тебе, деяния рук твоих, вор?
Гримаса ярости исказила прекрасное лицо короля эльфов:
- Ты лжешь... Все это ничтожная ложь, яд твой пропитавший эти сокровища... Он дурманит разум.  Но рано или поздно и он выветрится...
И снова в ответ лишь раздражающий смех и издевательские нотки в голосе дракона:
- Так я лгу, о король? Может и это ложь? Ты, жалкая тень своего отца, никчемный сын и никудышный родитель. Тебе этого никто не говорил, о король?
Транудил сжал кулаки от бессильной злобы, душившей его, как вода душит утопленника нехваткой воздуха:
- Замолчи мерзкий червяк! Замолчи...
- Правда режет лучше мечей, да, король? Хотя никакой ты не король. Сидишь ты в своих чертогах, в безопасности и наблюдаешь за тем, как листья в очередной раз опадают, лелея жалкие иллюзии о величии... - дракон наклонил голову ниже - Ты не твой отец, Трандуил, сын Орофера... И никогда им не станешь. К погибели приведешь ты свой народ, и себя. В своем безумии ты не остановишься, и кровь всех твоих родичей будет на тебе. Смерть придет на эти земли, и Тьма пожрет твой лес...
 
Трандуил не слушал, не хотел слушать. Но слова дракона падали как топор палача, обрывающий жизнь. Король упал на золото, уткнувшись лицом в сияющие камни и монеты, пытаясь закрыть уши руками, и в отчаянье рвал волосы на голове, крича во весь голос:
- Убирайся... Убирайся! Пошел прочь морготов морок! Ты сдох, сдох! Исчезни! Прочь...
Смауг, с некоторым подобием сожаления на морде, наклонился ниже, прямо королю:
- Бедный, бедный король... Ты так до сих пор и не понял?
Еле дыша, Трандуил поднял измученный взгляд на змея, и со лба короля стекал тонкий ручеек крови. Дракон несколько мгновений молча буравил Трандуила взглядом, прежде чем ответить:
- Я - это Ты!
Тут же видение исчезло, словно его и не было, а король опять рухнул на золото, придавленный тяжестью прозвучавших слов. Трандуил не знал сколько пролежал вот так. Найдя в себе силы подняться, король постарался привести себя в порядок, дабы не возникло поводов для лишних слухов. Медленно он побрел к выходу, хотя ему хотелось бежать. Стены давили, окружали как склеп мертвеца. Быстрей отсюда, прочь...
Стража с удивлением смотрела на вышедшего повелителя.
- Милорд?
Трандуил отмахнулся от вопросов:
- Поставьте самые прочные засовы и заприте двери! Никто не должен выйти оттуда, никто!
Обескураженный капитан стражи попробовал уточнить:
- Вы хотели сказать, - "войти"? Не войти туда?
Транудил сначала удивился вопросу, но после добавил:
- Да, разумеется. Делайте свое дело капитан.
Он уже собирался уйти, когда капитан снова намекнул, что у него есть вопрос, тактично кашлянув:
- У Вас кровь, сир... На лбу...
Король уже было уставился на воина непонимающим взором, пока не вспомнил. Лихорадочно утерев кровь рукавом, он кивнул капитану:
- Ах это... Пустяки. Доброй ночи, капитан.
-Доброй, Ваше Величество...
Трандуил уже не слышал последней фразы, стараясь покинуть подземелья, как можно скорее. Добравшись до кабинета, где уже не было и следа беспорядка, Трандуил устало опустился на кресло, прикрыв глаза. Ему хотелось забыть все, что произошло. Пусть все это будет только дурным сном...
Внезапно королю вспомнилась прекрасная девушка с портрета в медальоне, и как будто державшая его все это время, когтистая хватка, отпустила. Трандуил тяжело выдохнул, облокотившись на спинку кресла. Ему стало легче, и он снова вспомнил о портрете и задуманной авантюре. Но слова дракона все еще эхом отдавались в разуме короля...
 

Примечание к посту

#Пояснение к посту. Как все помнят, Трандуил увез с собой после Битвы Пяти Воинств часть сокровищ. Сокровищ дракона. Ну а всем известно, что эти богатства прокляты. В данном случае это сыграло свою роль, взрастив то, что было посеяно в душе войной Последнего Союза, смертью Орофераи потом жены. Ведения вызваны драконьим проклятием. А Смауг был могущественный дракон. К тому же драконы - это Тьма Мелькора, которая сильнее Тьмы Саурона, от того такой эффект также.

Оригинал 

Ответ из-за двери пришел незамедлительно и был исполнен вежливости.
 - Я... - начала было отвечать девушка и запнулась, задавшись вопросом - а действительно кто она?  - Я Эовин.
Эовин... это было ее имя. И имя это означало радость. Она была рождена для того чтобы радовать отца и мать, чтобы радовать своего брата, радовать дяду, которому помогала не жалея себя.
 - Я... - снова тягучее сомнение. Почему ей было так сложно говорить кто она? Не ужели теперь она сама не была уверенна в своих ответах? Она хотела сказать что она дочь королей, княжна... но получилось другое. - Я из Рохана.
Перед глазами словно на яву расстелилась огромная зеленая степь, усыпанная мелкими цветами. Тот кто видел цветущую степь, никогда не сможет забыть это зрелище. Словно удивительный цветочный ковер расстилается от твоих ног и до самого горизонта, а привольный, свежый ветер гонит волны по этому зеленому простору. Не нужно видеть море, если можешь увидеть степь, потому что волны в степи намного красивее волн моря.
Эовин вздрогнула, факел задрожал в ее руках. А перед глазами, из глубин памяти выплывали образы. Вот Эомер с друзьями потрясая игрушечными деревянными мечами бегут по полю, смеются в голос, а она, едва успевая подбирать неудобный подол бежит за ними... и тоже... смеется.
Новая, острая вспышка боли пронзила сердце Эовин. Факел выпал из ослабевшей руки и покатился по полу.
 - Я из Рохана... - сдавленно повторила она.
А перед глазами уже плыло новое воспоминание. Метузельда. Ей десять лет и ее мама умерла совсем недавно. Эовин помнит как жалась к брату, пока несли тело ее матушки к кургану, на котором уже распустились симбельмини и как слезы не могли перестать течь, а ей все напоминали что нельзя плакать громко, потому что помешаешь плакальщицам. А вот теперь ей десять и они с братом стоят посреди пиршественной залы и дядя, вытирая слезы из самых уголков глаз, говорит им, что теперь это их дом. А рядом с ним стоит Теодред. Совсем взорослый Теодред, удивительно красивый с точки зрения десятилетней девочки, и улыбается им так тепло, так искренне...
 - Рохана... - повторяет Эовин снова не чувствуя как подламываются колени. Не слыша как ее тело грузно оседает на каменный пол в который уже раз. А память все не оставляет ее... словно была долгое время заперта, а тут слова незнакомца обрушили невидимые стены на пути воспоминаний.
Ей четырнадцать. Он только что потеряла первую кровь. Женщины наставивают что теперь она должна остепенится, начать заплетать свои прекрасные золотые волосы в сложные прически, сменить мужское седло на женское, научится вышивать, готовить, принимать гостей... Но нет. Она во дворе дядиного дворца, в руках ее деревянный меч, очень похожий на тот, с которым бегал Эомер, теперь он бегает с настоящим в разъездах и Эовин видет его очень редко, но безумно гордится им. А перед ней сейчас стоит Теодред. Это он дал 11летней девочке в руки оружие. Именно ему пришла в голову мысль, заглушить отчаяние и тоску Эовин обучением сражатся. И он не ошибся. Ничего не было с тех пор для Эовин важнее, чем каждое утро с деревянным мечом бегать к нему тренероватся. И вот ей уже 14. Она потеряла первую кровь и в глазах всех она уже не девочка, но девушка. Ей уже пора бы замуж, но она и думать об этом не хочет. Потому что в ее маленьком мире нет никого важнее и любимее Теодреда и тех часов, что они проводят за тренировками. Это потом, когда ей будет 16, Теодред случайно обронит что она стала удивительной красвицей и нельзя это скрывать. И тогда только Эовин бросится постигать науку женской прелести. А пока в ее руках тяжесть деревянного меча и жестких ударов возлюбленного наставника.
 - И я хочу домой... - беспомощно всхлипывает Эовин, раздавленная сосбтвенными воспоминаниями.

Оригинал 

Начало игры
"Дул холодный северный ветер, колыхающий высокие травы волнами, отчего бескарйняя степь, раскинувшаяся от горизонта, до горизонта, насколько хватало взгляда, была похожа на беспокойное море... Море... Теодред никогда не был там, хотя, все реки, протекающие по территории Рохана, впадали в бескрайние воды, таившие в себе бесчисленные загадки... Теодред вздохнул. Он стоял посреди бескрайней степи, без оружия и брони, выискивая глазами нечто, известное лишь ему одному. Ночь выдалась безлунная, что несколько пугало Теодреда, но многочисленные звезды давали достаточно света, чтобы, наконец, разглядеть в ночи одиноко бредущую мимо фигуру...
Теодред, как во сне медленно протянул руки к идущему человеку, не в силах произнести ни звука. Он двигался с трудом, словно сам воздух сгустился и не давал Теодреду предупредить незнакомца...
Некто, проходящий мимо вздрогнул, словно его окликнули, остановился и повернул голову в сторону Теодреда. Роханец не мог разглядеть лица, но был уверен, что этот кто-то имеет важное значение, и не зря они встретились здесь. Два человека какое-то время молча смотрели друг на друга, затем неизвестный двинулся дальше...
Внезапно, его колени подломились и он с тихим стоном рухнул на землю, вяло взмахнув руками. Теодред с ужасом смотрел на то, как он умирает, но не мог сдвинуться с места, хотя прилагал для этого немало усилий. Незнакомец дернулся несколько раз и затих, растянувшись на небольшом холмике.
Вспышка света внезапно взошедшего солнца ослепила Теодреда на несколько мгновений, и вместе с этой вспышкой рассеялось колдовство, сдерживающее принца на месте. Он кинулся к умирающему. И, не добежав до незнакомца всего-пару шагов, рухнул на колени сам, осознав, наконец, кто же лежит перед ним...
- Эомер!!! - крик ужаса и боли эхом разнесся над степью..."
Судорожно вдохнув, Теодред проснулся. Сердце стучало, подобно барабанам вастаков на марше. Отерев холодный пот со лба, Теодред сглотнул и поднялся с постели.
На улице едва брезжил рассвет. Степь потихонечку просыпалась, продолжая жить тихой и спокойной жизнью, как-будто не здесь недавно гремела страшная бойня. Теодред, прикрыв глаза, вдохнул свежий воздух и направился к бочке с дождевой водой. Умывшись, он прошел к костру, за которым собирались уже проснувшиеся воины, тихонько ведя беседу. Когда маршал подошел, разговоры стихли. Все смотрели на Теодреда, ожидая, когда тот заговорит. Где-то в стороне всхрапнула лошадь.
Теоден молча смотрел в огонь. "Эти сны доканают меня.. И они не предвещают ничего хорошего."
- Эомер не справится один, - вслух Теодред продолжил свою мысль. - Пора перестать убиваться горем и вернуться домой.
Рохирримы моментально поднялись. На их лицах читалась радость и облегчение. Они уже давно лелеяли мысли о возвращении, но опасались напоминать Теодреду о доме.
- Собирайтесь, отправляемся немедленно.
Несколько минут ушло на то, чтобы собрать палатки и оседлать отдохнувших и отъевшихся лошадей. Теодред проверил подпруги и вскочил в седло. Брего радостно фыркнул, приветствуя всадника. Теодред ласково потрепал коня по гриве, приветствуя любимца. "Пришла пора нам снова проехаться, дружок..."
- За мной, рысью, - скомандовал маршал, пришпорив коня и пригибаясь к холке, последним взглядом отдав дань павшим воинам, погребенным здесь же под большим курганом...
Коротко вскрикивая и посвистывая, подгоняя лошадей, отряд из пятерых всадников устремился на юго-запад.
Переход в локацию: Эдорас