Old South. Шесть месяцев избавляемся от искушений.* игровые посты доступны с аккаунта Читателя
[float=right][/float]
ég sá þig í glóandi myrkrinu einu sinniАлые джонатаны буквально сами опадали в руки, стоило только прикоснуться к ним. Один за другим они собирались в подол платья — все корзины оказались заняты, — женщина потерла первое сорванный фрукт пальцем и поднесла к носу. Легкий сладковатый аромат, в котором угадывались нотки ванили, приятно щекотал нос. И отчего-то — карамель.
***
В соответствии с старомодностью своего костюма, Гэбриэл оказывает Идабель подобающий знак внимания, целуя её руку, но с одним небольшим изменением. Его губы касаются не пальцев, а тонкой кожи запястья, прямо между двух синеющих вен.
***
Идабель смотрит на Гэбриэла чуть ошарашенно, так смотрела она на отца, спросившего ее о результатах поездки в Батон-Руж: а вдруг ему все известно, и теперь от нее ждут только одного ответа — честного? И женщина отвечает честно:
— Я... не знаю. — Мороженое течет тоненькой струйкой прям по запястью, еще недавно целованному мужчиной, собирается в круглую каплю и срывается вниз, впитывается в землю.
***
Можно сказать и сделать: «Об этом я думал последние полчаса» И не отпускать Идабель от себя, пока вечернее солнце не станет совсем багровым и не исчезнет, чтобы утром появиться вновь, свежим и золотистым.
А можно не говорить, а просто делать, пропустив ненужные разговоры и взгляды. Привлечь к себе эту якобы ведьму, ничего не говоря и не поясняя.

На губах Идабель в самом деле и клубника и карамель.

what shall we do with a drunken sailor
Лиам пил восьмой день. Образовавшаяся за это время на его щеках щетина могла уже претендовать на роль почти бороды, застывший в глазах мутный блеск — на невытекшие с исчезновения Джинджер слезы, а характерные синие отдутловатые мешки под ними — на хранилище всех горечей и печалей, которые свалились на тощие плечи за четверть прожитого века.
***
- Эй, Лиам — какими судьбами — а когда Таггерт подошел поближе, Бакстер даже привстал ему навстречу, всем своим видом выражая радушие. Учитывая его внушительные размеры и туповатую ухмылку, радушие в исполнении Бакса иного, менее закаленного городского жителя, могло бы повергнуть в ужас. Но Таггерт городским не был, а ко всему прочему и сам уже был навеселе, так что отлично вписался. Бакс полез было обниматься, а Пит и Шон примерно одинаково сначала отсалютовали гостю, а потом и пожали ему руку.
***
Приблизительно в тысячный раз повторив то, что родители Шона уже слышали раньше, Лиам с обескураживающей наивностью улыбкой показал в окно большой палец и позволил стихии человеческой толпы действовать дальше. Они пошли, вернее, пошатались прочь со двора, кто-то держал Лиама за плечи, кто-то пытался вырвать из рук драгоценную бутылку, которая и без того уже булькала содержимым где-то на дне.

massive bleeding
Рэймонд не оставляет Миранду надолго одну, даже с котом. Он старается быть поблизости как можно больше, взваливает на себя обязанности по дому и вне его, нагружая себя по уши, лишь бы думать меньше и делать больше, ищет утерянное равновесие — для себя и Миранды. Они оба болеют, оба пытаются выздороветь. Вера в справедливость или в закон ему присуща достаточно, чтобы ждать, а не метаться, как озлобленный каторжник. Он уговаривает себя и успокаивает Миранду в эти тревожно-напряжённые дни, пока не узнаёт одну неприятную новость. Тогда он просит симпатичную старушку по имени Мэри-Энн Росс принести и показать Миранде ту яркую цветочную рассаду о которой они уговаривались, а сам отправляется в другую часть города. Без спроса и ничего не говоря.
***
Дейн не успел толком рассмотреть человека, когда тот ударил его без приветствий и объяснений. Чёрт возьми, это было не только дьявольски больно, но и крайне обидно. Внутренности скрутились в тугой клубок и слиплись, затрудняя вдох. „Сказочные“ ощущения от удара в солнышко, до боли знакомые, но от этого не менее неприятные, расцвели в полной красе: Харви буквально задыхался.
Он шарахнулся назад, дальше в холл. В принципе он мог огреть нападающего во-о-он той низенькой табуреткой, но для этого требовалось до неё хотя бы дотянуться.
Второй удар не прошёл бесследно для противника: Харви пнул его в колено, что-то хрустнуло. Что-то сорвалось с полки и разбилось, вероятно, пустой флакон из зелёного стекла, некогда наполненный дешёвым одеколоном.
***
Когда-то Рэймонд знал, как и куда бить, чтобы оставлять поменьше следов; знал настолько хорошо, что сам мрачно шутил по этому поводу. Что-то он конечно растерял, но что-то же осталось, и он собирался это применить на практике. Как только собьёт Дейна Харви с ног, лысый-то неплохо сопротивляется.
***
Кровь стекала у него по ладони. Капли срывались вниз и с тихим, едва уловимым шелестом разбивались о крашеные половицы. В установившейся — сиюминутной, — тишине Харви слышал гонкое биение собственного сердца.

four fucking screws
Лиам вышел, но даже такой придурок не мог забыть сумку со своими железками, потому Мёрфи была более чем уверена что он вернётся. Вернётся и снова раскроет рот.
— Что же за ёбаного идиота я нашла... — потерев глаза сказала Мёрфи, и кинула в банку на столе долларовую монетку. Нарушать чужие правила было ей более чем привычно, но свои собственные устои она подрывать не собиралась, и другим спускать подобного не планировала. — Надеюсь, на него мне хватит пары десяток.
***
— Че б? — Недосказанное “ля” повисло в воздухе за мгновение до роковой ошибки. Спасло Таггерта только то, что, поведясь на поводу у обоснованного изумления, он все же додумался посмотреть вниз на училку. Томно покуривая на подоконнике она, как ему показалось, с ехидцей поглядывала на него, и было что-то такое в выражении её миленького личика, что выдавало наличие тех еще задиристых чертей.
Покривившись, Лиам принял этот бой.
***
А с этим она пока справлялась, и была уверена, что сможет справляться и дальше.
Если только не прибьёт какого-нибудь излишне говорливого идиота. И чем быстрее Лиам повесит этот проектор, тем больше шансов на то, что он проведёт ночь дома, а она — не в местном отделении полиции. Ведь всего-то и надо будет, что хорошенько двинуть по стремянке, а там гравитация сама сделает своё дело.
***
В руках у Лиама уже красовался кабель, который он скобами крепил к потолку (“Не переживайте, потом притащу кожух, все закроем, мэм. Красота будет”). Громыхая стремянкой, которую он двигал по мере того, как тянул провод, он нахваливал местное заведение, публику в нем и, самую малость, себя.
— … Заодно топор войны закопаем, как у этих, красномордых положено. Вы не думайте, я безо всякого. Просто типа иначе в этом городе своей не станешь.

Παῖς ὢν κόσμιος
Момент отпечатывается в памяти и навеки фиксируется эпоксидной смолой. У этой смолы запах зеленого яблока: яркий, резкий, будоражащий и мысли и плоть. Видя первые сантиметры живота Джози Нат жалеет о сказанном. После сожаление о неосторожном слове сменяется на сожаление о занятости. К тому моменту как девушка оказывается за его спиной, Хантер извиняется и извиняет себя за то, что через несколько минут позволит себе отвлечься.
***
Пол душевой кабины горячий и скользкий от пены, хватка Натаниэля не чувствуется под горячей водой, но недолго Джози блаженствовать, через секунду она верещит, а ещё через две судорожно дрожит, затаив дыхание, пока рубашка темнеет и прилипает к коже. Холодная вода льётся на голову и плечи, остужает голые ступни, стремится пройтись по самым жарким и теплолюбивым местам — груди и животу. Джози съёживается, едва ли не становится ниже ростом, защищаясь, и больше не кричит. Сердце стучит в груди, как и зубы, в голове моментальное прояснение. Возвращение горячей воды как благословение, а Хантер рад как славно нашкодивший мальчишка.
***
Мысленный список подходит к концу, ключи от машины уже готовы оказаться в руках хозяина, а Джозефин уже спускается в длинном платье оставляя после себя шлейф духов. Цветочный узор цепляет взгляд, заставляет перемещаться, следуя за извивающейся по ноге веточкой, зарождает в голове вопрос и требует немедленного получения ответа:
— Минутку... — спина Джоз встречается с очередной стеной дома, — я кое-что хочу проверить.
***
В дом Бирна-Хантера она возвращается в сумерках, в царапинах на руках и ногах, пропахшая попкорном и болотами. Сиделки Айзека уже нет, но холл её заботами сияет чистотой, в гостиной порядок, но всё по-прежнему в кабинете Хантера, совмещённом с библиотекой.
─ Ты ведь не потерял моё белье, правда?