Какого это, когда внутри не остается ничего, кроме всепоглощающего холода, сковывающего все клетки твоего организма?
Так вот, Дик Грейсон может легко ответить на этот вопрос.
Холодный дождь разбивался о мужской стан, длинные пряди волос окончательно налипли на изможденное лицо молодого парня, которое казалось непривычно худым и темным на общем сером фоне царящей вокруг непогоды. Ручейки дождевой влаги очерчивали дрожащие скулы и делали слишком явными залегшие под голубыми глазами синяки.
Ему было больно, он страдал, метался в беспорядке и отчаянно не мог найти свое место.
Глупый маленький мальчик... Ричард потерялся, опоздал на поезд и остался стоять в гордом одиночестве на перроне.
Страшно оказаться на обочине жизни. Ты будто попадаешь в вакуум. Мимо тебя стремительно проносится жизнь, люди, незнакомые лица, пустые, злые и одинокие. А ты смотришь на все это со стороны и понимаешь, что уже никогда не сможешь стать частью этого мира. Пытаешь ухватиться за случайно протянутую руку, но она столь быстро исчезает, что ты едва успеешь коснуться кончиков холодных пальцев.
И сердце сжимается в тугой комок, и душа ноет и болит, и мысли спутаны, и одиночество, проклятое, вязкое, тягучее, заполняет собой оставшуюся человечность, превращая тебя в комок оголившихся нервов.
Свет гаснет, сумерки сгущаются, избранной тропинки больше не видно. Будущее перестает существовать, настоящее оказывается безразличным, а прошлое — слишком болезненным, чтобы его можно было пережить вновь.
Куда идти, где свернуть? Запутался, потерялся, слишком поздно что-либо менять.
Шерстяное пальто стало тяжелым и тянуло Грейсона к земле — туда, где похоронены его родители, туда, где, быть может, ему уже самое место. Неужели судьба специально жестоко подшутила над ним, дав выжить в тот страшный день? Что ж, смейся, небесная канцелярия, смотри, как я не справился, как сдался и оказался раздавленным обстоятельствами. Да, я беспомощный слабак и не могу найти в себе силы, чтобы подняться с колен и двигаться дальше. Я устал! Слышите, мать вашу?! Устал! От того, что мои родные умирают, а близкие и друзья страдают, так как не могут помочь мне. Заслуживаю ли я этого? Нет... Конечно, нет... Я не могу быть эгоистом и жить лишь для себя. Не могу видеть, как они жалостливо смотрят на меня, как пытаются подбодрить теплым словом. Все пустое... Мне это не нужно, потому что это ничего, слышите, ничего не изменит! Я стал другим, мир вокруг стал другим. Этот город... Сколько судеб он загубил и еще загубит? Что стоит моя жизнь? Почему я должен жить, а они — лежать в могиле? Кто ответит на этот вопрос? Брюс, Альфред, Барбара, Тим или, быть может, Кас? Нет, они не смогут, они не понимают, они не знают... Не знают, что я испытываю. Ты пытался Брюс, но у тебя не вышло. Я не могу следовать по твоему пути, не могу скрывать за маской все эмоции, не могу отказаться от них. Ты никогда этого не понимал и видел во мне лишь глупого мальчишку, за которым нужно присматривать. Я был умелым актером в твоем собственном цирке. Его главной звездой. Ведь я создан, чтобы быть героем сцены, верно? Так ты сказал однажды. Вот только мне удалось заглянуть за занавес и понять, что жизнь отнюдь не всегда делится на черное и белое. Слишком много оттенков серого нас окружает. Слишком многого ты не говорил, слишком многое скрывал. И это лишь одна из причин, по которой я сейчас стою здесь.
Слезы вновь потекли из покрасневших и уставших от жизни глаз. Дик лишь встряхнул головой и запрокинул ее назад, подставляя лицо разъяренному небу. Ветер забирался под ворот пальто, заставляя ежиться от холода, руки тряслись и инстинктивно сжимались в кулаки, пытаясь согреться. Пальцы онемели и припухли, но Ричарду было плевать — он захлебывался в собственном горе, не желая выныривать на поверхность.
Губы ощутили соленый привкус слез, смешавшихся с дождем. Ему некуда возвращаться. Он стал чужим здесь, чужим для людей, которые некогда были его семьей. Очередная ошибка, плату за которую парнишка может не осилить.

«Could you tell
I was left lost and lonely
Could you tell
Things ain't worked out my way...» ©

Объятия... Крепкие, но столь ненавистные в этот момент. Барара ударилась в него, словно в гранитное изваяние. Дик не шелохнулся, даже не обнял ее. Руки парня продолжали свисать по швам и трястись от холода и нервов, терзающих душу изнутри. Ее присутствие здесь... Он не чувствовал облегчения. Он вообще ничего не чувствовал!
Что она говорит? Успокаивает? Переживает? Проклятье...
Девочка моя, зачем ты пришла сюда? Что тебе нужно, мышка? Зачем я тебе нужен? Почему ты хватаешься за идиота, который не в силах справиться с собственным прошлым и каждый раз заставляет тебя страдать? Уходи, Бабс, прошу тебя, просто разворачивайся и беги без оглядки. Потому что я не могу сделать тебя счастливой, сколь бы отчаянно не пытался и не хотел этого. Мы зашли в тупик. Нет... Не так... Я зашел в тупик, я подвел тебя и не справился. Я разбился, уперся в бетонную стену и сбил кулаки в кровь, пытаясь ее сломать. Но у тебя есть шанс развернуться и найти выход из этого лабиринта. Так воспользуйся им. Чего стоишь?! Уходи! УХОДИ И НЕ БУДЬ ДУРОЙ, БАРБАРА ГОРДОН!
- Бабс... - сильные мужские руки, дрожа, сжали хрупкие плечи девушки. Дик заглянул прямо в глаза Барбаре, и этот взор был преисполнен боли, скорби и отчаяния. - Уходи...
Он плотно сжал зубы и зажмурился, отталкивая ее назад и отступая на несколько шагов. В небесах грянул гром, лишь сильнее усугубляя трагизм ситуации. Дождь беспощадно бил по лицу. Ему было все равно.
- Не нужно было приходить сюда. Я надеялся найти ответы, но... Как глупо! - он засмеялся и обхватил голову руками, сцепляя кисти за затылком. Грейсон повернулся к Гордон широкой спиной. Промокшие насквозь шерстяное пальто и брюки очерчивали мужественные рельефы, которые сейчас отчаянно не сочетались с израненной душой напуганного ребенка. - Ты права...
Ричард бросил измученный взгляд на надгробия родителей, шумно и сдавленно выдохнув.
- Они здесь... И это моя вина. А в будущем тут можешь оказаться ты, Кас, Тим, Альфред или даже Брюс! Смерть ходит за мной по пятам, Бабс. Неужели ты не видишь? Неужели не понимаешь, что мальчишка, который некогда нагло первый раз поцеловал тебя, приносит с собой лишь боль и одиночество? Я знал, что совершаю чудовищную ошибку, возвращаясь в Готэм, но не подозревал, насколько плачевными будут ее последствия.
Он пнул лежащий в раскисшей земле камень, заставив его отлететь на несколько метров в сторону. Руки сцепили волосы на затылке, стягивая их в тугой мокрый хвост. Жест, преисполненный отчаяния и беспомощности. Он один. Рядом с Диком сейчас находится самый близкий человек в его жизни, но он все равно чувствует себя одиноким и опустошенным. Почему? В чем причина? В нем? В них? В этом проклятом городе? Видимо, здесь попросту нет места человеческому счастью.
- Мы пытались... И я люблю тебя, Барбара. Всегда буду любить. - он вновь повернулся к ней лицом, опуская руки. - Но я не могу так рисковать. Не могу подвергать всех вас опасности. Я не Брюс, я совершаю много ошибок, которые могут стоить вам жизни. А я этого не вынесу. Хватит с меня смертей. Лучше я, чем вы.
Еще один голос, разрезавший повисшую в дождливом небе тишину. Кассандра. Давно она здесь? Сколько успела услышать? Такое чувство, что семья решила возродиться в том месте, где она некогда пала от холодной руки Смерти.
Неважно... Все это уже не важно, потому что мужское сердце больше не может выдерживать столько боли. Хочется закрыть глаза и погрузиться в пустую бесконечность, навсегда...

«Wish the best for you
Wish the best for me
Wished for infinity
If that ain't me...» ©

The xx - Infinity

Тоннели, бесконечные, тянущиеся во мраке под городом, выплетающиеся в витиеватые узоры, рисующие причудливые повороты и тупики не хуже критского лабиринта. Люди в желании своем зарыться поглубже под землю напоминают крыс или кротов. Им всегда не хватает места. Им вечно мало и они рвут на клочки пространство, подгребая под себя все, докуда дотянутся их руки. Жадность и гордость, переплетясь между собой, порождают чудовищ гораздо страшнее тех, что жили когда-то в воображении древних. Им нет числа, у них нет слабостей, они не чувствуют усталости и не желают ничего кроме того, чтобы заполучить в свои сети того, кто сбился с пути, ослаб и запутался. Пороки нового тысячелетия сильны и мерзки, они пустили свои ростки на плодородной почве, расцветая ядовитыми соцветиями похоти и ярости.
Весь мир отвернулся от того места, которое раньше носило имя Готэм. Сейчас же ему больше подошло бы одно из имен библейских городов падших от гнева создателя. Только вот с ангельским гласом сюда никто не торопился, и казни египетские не спешили обрушиться на головы тех, кто оставался за стенами полуразрушенного гиганта, теряя остатки человечности и собственной личности. Жители рвали друг друга на части с остервенелым удовольствием. В их истерии чувствовался след тех, кто темнее собственных потерянных душ. Кто приложил руку к этому безумию, мне было не интересно. Я знала, что это один их них. И было жаль лишь того, что я не могу стереть с этих улиц и лиц всю тьму, что бурлит и клокочет, словно колдовское варево, распространяя смрад и зловоние. Нельзя спасти того, кого уже коснулся мрак Безымянных. И что будет с городом мне не ведомо.  Моих сил теперь не достаточно, чтобы удержать протоки времени. Они текут сквозь пальцы, проходят сквозь меня и я не в силах задержать их. Я не знаю, что будет ждать меня завтра. Эта истина скрыта от меня. Но я знаю, что мне делать сейчас.
Темные тоннели старого метро, старый город, который хранит тайны, о которых мало что известно живущим на поверхности. Они прячут то, к чему рано или поздно приходят мои братья и сестры. Яма Лазаря. Она похожа на яркий светоч, сияющий во тьме веков и влекущий к себе. Зовущий прикоснуться к его водам, погрузить руки в нутро, почувствовать мелодию всех веков, сводящую с ума, дающую силу и власть. Малую толику того, к чему стремились Безымянные. Там за одним из поворотов покоится поток, берущий силу из места, что так и не стало доступным для них. Колодец Грехов. Место породившее нас и погубившее многих.
В тишине гулких коридоров слышен каждый шорох. Мне не нужно видеть для того, чтобы понять кто приближается. Я чувствую всепоглощающую тьму, ту, что может сожрать изнутри и поселить неизгладимый ужас в сердце. Я слышу, как по тоннелю идет один из Безымянных. Тот, что обосновался в Готэме, тот, кто имеет связь с Головой Демона. Была ли я только частью их плана или же они просто попытались убрать меня как лишнюю пешку с доски судеб? Для чего сместили баланс так, что мир накренился и встал над пропастью? У меня не было ответов ни на один из этих вопросов, но я знала, где могу их получить.
Бесшумной тенью скользнув из укрытия я оказываюсь рядом с одним из клана. Он замечает меня слишком поздно для того, чтобы успеть скрыться или защититься. Всеклинки яркими вспышками загораются во тьме, и я слышу свистящий шепот:
- Это невозможно! - в его глазах, темных, как и мои, застыл немой вопрос.
- Что именно, - шиплю я в ответ, пока мой серп чертит тонкую полосу на его шее, - то, что я жива или то, что меня слушаются всеклинки?
- Ты никогда не умела вовремя остановиться сестра, за это и поплатилась.
Меня поднимает в воздух и со всей силы, на какую способен мой «брат», прикладывает к стене. Я успеваю лишь сгруппироваться и уйти в тень. Тьма во мне ревет и просится наружу, но пока я не могу позволить спустить ее с поводка.
- Я могу не видеть тебя, но, сколько ты продержишься в нынешнем своем состоянии? Час, полтора? Ты слаба. Почему ты просто не издохла, когда пришло твое время?
Я вижу – он боится. Не смотря на то, что его силы превосходят мои, родич прекрасно понимает, что я осталась воином, с которым нужно считаться. И еще его пугают всеклинки. Я сама до конца не поняла, как смогла их призвать. Но с ними теперь все станет гораздо проще. Главное, не прекратить его жизнь раньше, чем смогу получить ответы на свои вопросы.
- Видимо, это было не мое время, - я появляюсь у него за спиной и длинные, похожие на руки отростки тьмы обвивают его и стягивают, поднимая высоко над моей головой, туда, где облупилась и облезла краска старого, когда-то оштукатуренного, потолка. А затем со всей силы его тело швыряет о землю. В воздух взвиваются клубы пыли и мелкого щебня. Моя нога прижимает его к полу, не позволяя шелохнуться. Всеклинок снова ласкает его шею.
- Вам теперь навсегда закрыт путь к Колодцу Грехов. Вы никогда не сможете подчинить силу, что на заре времен породила нашу касту. Мрак и без того силен, а вы нарушили все возможные табу и теперь я с радостью уничтожу то, что от вас осталось. Но сначала ответь мне на мои вопросы и я, возможно, убью тебя быстро.
- Тебе никогда не стать той, кого пыталась вылепить из тебя Дукра, - почти выплевывает он мне в лицо слова.
Боль приходит так внезапно, что я не понимаю поначалу что произошло. Только, кажется, будто меня прихлопнули молотом от наковальни. Боль разрастается откуда-то из живота, расползаясь длинными липкими пальцами по всему телу и, когда я опускаю взгляд, то вижу, как рука Безымянного почти по локоть вошла в меня. Тьма, ползущая от нее, рвет меня изнутри и в голове взрываются тысячи ярких вспышек разом. Перед глазами все меркнет и, почти уже не видя, я наобум ударяю всеклинком туда, где должна быть голова моего брата.
Я понимаю, что все закончено только тогда, когда в легкие горящие огнем врывается первый, скомканный и с трудом проталкивающийся внутрь глоток воздуха. Серпы из рук исчезают и, на секунду, мне мерещится, что по ним пробегает тонкая темная нить, похожая на руническую вязь, поверх живого тягучего золота клинка. Стоя на коленях, я пытаюсь отдышаться, глотая воздух с такой жадностью, будто нищий, выискивающий мелкую разменную монету из придорожной пыли.
Я пришла сюда получить ответы на те вопросы, которые терзали меня. Я думала, что была так близка. Но оказалось, что к смерти гораздо ближе, чем ко всему остальному.
И что он хотел сказать, когда упомянул мою мать?
Мне нужно было убираться отсюда, чтобы восстановить силы и успокоить тьму. Только для начала требовалось отдышаться и подняться с колен. Заставить себя подняться.

Возможно ли такое? Или я просто перебрал вчера вечером? Нет, все намного сложнее.  Проклятье! Не стоило быть таким наивным... Призраки прошлого — они всегда наступают на пятку, если вовремя не прострелить им бошку.
Нужно было покончить с этим давно, не дать возможность тьме расползтись по миру. Я пообещал, сам принял этот путь, а теперь...
Впрочем, какое мне вообще дело до всего происходящего? Долг, ответственность, угрызения совести - не про меня. Я уже больше не пай-Робин-мальчик, над которым висела тень грозного и молчаливого учителя. Слышишь Брюс? Ты бы сейчас однозначно посмеялся надо мной, верно?
Рассуждаю о долге, пытаюсь найти свой путь, хотя толком не представляю, в каком направлении мне двигаться дальше и какой путь выбрать. Да, посмейся, я запутался и совершил ошибку. К счастью, я не собираюсь убиваться и закрываться в собственном особняке от окружающего мира, ведя скучные беседы со стариком-дворецким. У меня есть пушка и огромное желание спустить курок. Это не раз спасало задницу. Вот он, мой путь и принципы. Возьми на заметку. Я лично разгребу дерьмо, потому что, в отличие от тебя, не боюсь замарать руки.
Джейсон бежал быстро, предпочитая не оглядываться назад. Дыхание Красного Колпака было сбивчивым и неровным, сердце бешено стучало в груди, выдавая внутреннее напряжение и настороженность антигероя. Он чувствовал их присутствие, ощущал сгущающуюся над Готэмом тьму. И причиной этого служил вовсе не тот болван, который пытался изнасиловать в проулке довольно симпатичную блондиночку.
Хищно усмехнувшись, Тодд на мгновение остановился. Рука неуловимым движением выхватила из кобуры пистолет. Раздался выстрел, послышались истеричные женские крики. Блондинка осела на заснеженный асфальт, пытаясь судорожно оттереть забрызганное чужой кровью лицо. Пуля прошла на вылет через череп гребаного извращенца, который пал замертво своей мерзкой мордой в снег.
- Не стоит благодарности. - он пожал плечами, словив напоследок испуганный взор красотки, после чего сунул пистолет обратно в кобуру и продолжил свой путь.
Безымянные... Древнее зло, пытающееся покорить этот мир. Кучка ублюдков, возомнивших себя Богами. Им противостоит древний орден — Всекаста. Кто бы мог предположить, что воскрешение Джейсона не было простой случайностью.  Талия неспроста поместила его в Яму Лазаря, а затем боролась за возвращение утраченной Тоддом души. Он стал учеником великой Дукры, воспитанником Всекасты, обладателем Всеклинков, несущих смерть любому из Безымянных. Вот только, все оказалось несколько сложнее, чем он предполагал. Как обычно, великая цель скатилась до банального противостояния, от которого Джейсона начинало мутить. Ситуацию усугублял тот факт, что Дукра о многом не рассказала парню. В любом случае, всех тайн не суждено было узнать — всех членов Всекасты уничтожили Безымянные. Что они замышляют? И почему именно сейчас вернулись в разрушенный после землетрясения Готэм?
Джейсон ловко перепрыгнул через обвалившееся ограждение и нырнул в образовавшуюся после взрыва дыру в асфальте. Он знал этот путь, следовал за велениями собственной души, которая разжигала в парне желание побороть проклятую тьму. Руки сами тянулись к скрытым в пространстве всеклинкам. Нужно быть осторожнее.
Яма Лазаря... Он ощущал ее присутствие, а внутри тем временем все содрогалось, напоминая парню чудовищные мгновения собственного возрождения. Что ты приготовила мне тогда, Талия? Зачем вернула к жизни? Чтобы я безропотно стал оружием в твоих руках? Мальчиком на побегушках, исполняющим чужую волю? Извини, но в таком случае ты ошиблась, ибо я не повторяю собственных ошибок. Никогда...
Чем глубже он спускался под землю, тем отчетливее ощущал присутствие посторонних. Тьма окутывала его, сдавливала сосуды, заставляя пальцы холодеть. По позвоночнику пробежали мерзкие мурашки. Джейсона передернуло. Парень лишь сильнее сжал кулаки и свернул в узкий проход.
Возможно ли? Нет...
Он остановился и замер, изучая то, что открылось скрытым под красным колпаком голубым глазам.
Стало тяжело дышать. Джейсон снял Колпак и сорвал с глаз маску, позволяя скупым остаткам кислорода ласкать распаленную кожу. Здесь, под покровом зловещей тьмы, не нужно было переживать о сокрытии собственной личности. Да и Безымянных не остановят эти бесполезные фокусы.
Всеклинок активировался у него в руке, обнажая свое лезвие. Они близко...
Он начал медленно пробираться дальше. Впереди маячила странная фигура, которую было сложно рассмотреть во тьме.
Робкий источник неонового света вспыхнул в его руке, освещая мрачные скалистые стены.
- Не знаю, кто ты. Но твое путешествие здесь закончится, Безымянный...
Лампа упала на пол, вторая рука сжала рукоять могучего оружия, в то время как скулы парня передернулись, а зубы скрипнули.
- Ты?! - Разве такое возможно? Я думал, все кончено... – Что ты здесь делаешь, Сущность?

Горячая ладонь обжигает кожу, выбивает из губ то ли хриплое дыхание, то ли всхлип. По всему телу пробегает дрожь и ее невозможно унять, невозможно взять себя в руки, когда он так близко. Когда целует, словно заявляя права на свою собственность. Не прося, не утверждая, а требуя. Джейсон Тодд всегда был таким. И остался. Невозможно изменить человека, потому что люди не меняются. Они гибкие и податливые, как воск в руках, они плавятся в пальцах Судьбы, прогибаясь под ее желания, но всегда остаются внутри неповрежденными, всегда возвращают себе свою прежнюю форму, заполняя все трещинки и разломы. Великий упрямец движимый лишь своими идеями, не слушающий никого, принимающий решения исходя из причин известных лишь ему одному, живущий одним днем и способный бросить на кон все, что у него есть за душой. Такой. Быть может, поэтому ему всегда удается добиваться того, что он хочет.
И сейчас рядом с ним в один миг вдруг земля меняет свой наклон. Звезды падают к ногам, рассыпаясь мелким колючим бисером, искрящимся в лунном свете. Так просто, совсем легко, играет ли, или действительно пытается прикоснуться вновь к прошлому, разбудить сонный поток, что начал застаиваться со временем, а теперь потревоженный, зашевелился, расплескиваясь в разные стороны, выходя из берегов, пытаясь найти новое русло, в которое можно устремиться, с силой пробив закрывающую его плотину. У меня нет ответов, только тысячи вопросов, которые перемешались в голове, стоило лишь ему крепче обнять меня и заставить вспомнить о том, что когда-то были осколки прошлого, которые все еще пытаются уколоть и, выскользнув из пальцев, нанизаться на нить бытия.
Руки скользят по сильному телу, вспоминая каждый шрам, каждую черточку, как по старой карте, вырисовывая узоры под ладонями, рассказывая больше, чем могли бы сказать слова. Сейчас уже не важно, кто победитель, а кто проигравший. Их нет, они перестали существовать, как только закончились слова, как только истончилась грань реальности, оставив двоих наедине со своими чувствами и ощущениями. Жить, дышать, становясь отголоском каждого прикосновения, забыть о том, что есть что-то кроме губ, мягко касающихся кожи. Чувствовать терпкий запах тела, такой близкий и давно забытый, тягучий и теплый, смешивающийся с запахом смолы от потрескивающих в огне камина поленьев и чуть горьковатым привкусом пота, остающимся на губах после поцелуев. Память скользит вслед за пальцами, ласкающими кожу, срывает замки с дверей, впуская в самые темные уголки свет, словно сбрасывая одежду, летящую куда-то в угол, обнажая тела и души. Все что хранилось и береглось с таким тщанием, что заваливалось другими мыслями, наслаивалось год за годом в попытках забыть, чтобы никогда не поднимать болезненный ворох на поверхность, взорвалось, разлетаясь в разные стороны, яркими маяками вспыхивая в полутемной комнате.
Дыхание обжигает, пальцы скользят по груди, опускаясь на шрам на животе, осторожно гладя рваные края, чуть замирая и двигаясь дальше. И хочется сейчас остановить это мгновение, задержать хоть на секунду, видя, как исчез из голубых глаз жесткий огонек, а складки у губ разгладились, стерев извечную ехидную ухмылку, оставив только тихий, путающийся в волосах, шепот.
Ловя его руки, улыбаясь ему в ответ, я понимаю, что хотел он мне сказать о том, откуда нужно черпать силу. Это странно и непривычно, обращаться к слабому и дрожащему телу, давая ему инстинктивно откликаться на любое действие. И дело не в том, что сейчас Джейсон крепко сжимает меня в своих объятьях, вспоминая и исследуя каждый сантиметр моего тела. Он показывает, как жить заново, не потерявшись на виляющей в разные стороны тропинке, что каждый раз ускользает во снах. И это странно. И приятно, позволять кому-то вести тебя за руку, чувствовать, что кому-то можно доверять. Думать об ошибках, о том, что все может исчезнуть в один единственный неправильно повернувшийся миг, не хочется. А потому просто отпускаю все, и закрываю глаза, отдаваясь течению, которое несет вперед, увлекая все дальше от той тихой и спокойной заводи, что так долго была моим щитом и моей крепостью.
Сердце дает сбой, стуча как бешеное или затихая в щемящей тоскливой ноте, будто забывая, что когда-то билось и пульсировало, гоня горячую кровь по венам, готовое выскочить наружу. А я задыхаюсь, чувствуя, как внутри дрожит и замирает, а потом разливается по всему телу горячая волна, затопляя, накрывая с головой, путая мысли и вышибая почву из-под ног. Пальцы с силой впиваются в плечи Джейсона, а губы дрожат. Боясь открыть глаза, я притыкаюсь носом к его виску, ловя кожей едва заметную пульсацию.
Мне не нужны слова, в прочем я и не смогу сейчас сказать что-то, потому что, кажется, забыла, что вообще можно говорить. Слушая сбившееся дыхание Тодда, по губам скользит тихая улыбка. И теперь действительно становится все равно, куда шагнет Джей. Со мной ли или без меня. Я всегда буду знать, что он рядом. Может быть, наше прошлое, вырастающее с тихим шелестом за спинами серыми крыльями, когда-нибудь оставит нас в покое, может быть настоящее сможет открыть новые грани к будущему, которое никогда не настанет. Сейчас все это совершенно не важно. Потому что есть это самое «сейчас». Кажется, ты добился своего, и я поняла, что ты имел в виду.

Ее тело... Такое податливое, мягкое и теплое. Непривычные ощущения для того, кто знал Сущность холодной, сильной, иной, не принадлежащей этому миру. Тогда она контролировала все, а Джейсон лишь следовал за ней по пятам, словно слепой котенок, позволяя играть с собой, кормить с руки и ласкать. Ему нужно было это, и он получал желаемое.
Но сейчас... Сейчас все изменилось — он вдыхал аромат ее кожи и волос, приятно ласкающих кожу. Он стягивает резким движением футболку, обнажая крепкий корпус, чувствуя, как не успевшие высохнуть пряди щекочут мужскую грудь. Он улыбается и хищно прикусывает ее нижнюю губу, распаляя желание.
Ее тело все ближе, жар этих двоих объединяется в самое настоящее пламя, готовое поглотить помещение обветшалой квартиры, служащей скромным убежищем для заблудившихся во тьме путников.
Так... Спокойно... Он не думает ни о чем, ни о чем не жалеет, просто отдается ощущениям, наполняющим ноющей тяжестью низ его живота.
На ее губах играет улыбка, а вот уголки губ Джейсона, наоборот, приобретают отстраненное и вытянутое в тонкую линию выражение. Голубые глаза смотрят прямиком в душу и понимают, что внутри Сущности больше нет тьмы. Она — человек, такой же, как сам Тодд, хрупкий, болезненный, беззащитный перед сильными мира всего. Во всяком случае, они так думают. Но пока ублюдки обманывают собственные страхи, человек знает, откуда стоит черпать силу — из собственного безумного сердца, жаждущего всего и сразу. И, черт побери, он получит это... Обязательно получит... Всегда получал...
Таким Джейсона не часто можно было видеть — живым, настоящим, не прячущимся под маской гордеца с ядовитым языком и взведенной пушкой. Он был нежен и требователен одновременно. Сильные руки мягко обвивали девичий стан, прижимая его ближе. Ладонь скользнула под ткань, проводя по обнаженной спине и опускаясь ниже. Сущность выгибается, инстинкты просят ее о большем, и она подчиняется.
Это возбуждало еще больше, заставляя Джейсона натурально сходить с ума. Он поднимается, подхватывая ее на руки и резко опуская на диван, нависая сверху. Его поцелуи настигают тонкую шею, губы исследуют каждый уголок, зубы возбуждающе прикусывают бледную кожу. Мужское начало ликует, заставляя тестостерон пульсировать в жилах.
Сущность улыбается, и он смеется ей в ответ — искренне и тепло, совсем как когда-то: ведь несколько лет назад он мог быть лишь с ней самим собой. Чувство дежа-вю заставило встряхнуть головой и забыться в очередном поцелуе.
Она понимает, она учится, а он готов быть учителем, нетерпеливым, неумелым, но чертовски привлекательным и страстным.
Одежда хаотично стягивается и разлетается прочь. Комнату постепенно заполняет страстные стоны, а причудливые тени переплетенных тел отражаются на потолке в свете взошедшей луны. Джейсон несется на встречу удовольствию и свободе, не заботясь о завтрашнем дне, о Безымянных, которые могут подстерегать за углом и жаждать его смерти, о собственном будущем и судьбе, в которую никогда не верил. Сейчас он был лишь эгоистом, забывшимся в собственных наслаждениях. Хотя нет... Ошибка... Вторившее тело Сущности, ощущение ее близости заставляло приятное тепло разливаться по телу. Привязанность, чувства?
Губы Тодда исказились в хищной ухмылке, скрывая на краткий миг лицо юноши под знакомой холодной и саркастической маской. Слишком много ненужных мыслей. Думы — сексу помеха, или как-то так.
Он сдавленно выдыхает и издает сладкий стон наслаждения, прижимаясь ближе к Сущности, хватая ее губы и мчась навстречу еще большему удовольствию, показывая ей то, ради чего стоит жить простому человеку, ради чего стоит чувствовать. Что вообще значит чувствовать...
Они измотали друг друга до забвения. Лишившись сил, насытившиеся телами друг друга, они просто погрузились в приятное и вязкое забытье. Мужская грудь мирно вздымается, наполняя легкие кислородом. Пряди волос растрепались, скрыв на половину лицо Джейсона.
Сущность тихо дышит, пытаясь придти в себя. Ее рука покоится на его груди, поднимается выше, убирает волосы с закрытых глаз. Он чувствует, но позволяет ей «хозяйничать» и делает вид, что спит. А сердцу по-прежнему тепло.
Но надолго ли? Что будет завтра? Кем они останутся друг для друга: приятным ночным воспоминанием, очередным холодом, сковавшим грудь и заставившим спрятать глубоко внутри воспоминания, или это новое начало неизведанного пути, по которому этим двоим лишь предстоит пройти?
Время... Обо всем позаботится оно. А до той поры ему плевать. Он просто пошлет в задницу все проблемы и уснет, впервые за долгое время не пряча пистолет под подушкой...
"We are a riot if we want it
We're sleepin' with the dead
We are a riot if we want it
If nothing's happening
Come on, come on, ensue the night
And live the road that leads to fight
We are a riot if we want it
We want it..." ©

Удар, еще один, а затем еще.
Дик так ловко орудовал дубинками эскримы, что уловить его движения становилось практически невозможно. Несмотря на ноющую боль в предплечье, он кривил губы, закусывая их до крови и рвался с новыми силами в бой. Рвался лишь для того, чтобы забыться и хоть как-то оправдать собственный проигрыш. А он проиграл.
Блэйк уничтожил его, вывернул наизнанку, вытравил все то, чем некогда дорожил глупый и доверчивый парнишка.
Сердце так гулко билось в груди, отдаваясь болью в висках, что Ричард начинал натурально задыхаться. Нет, он не устал. Мышцы были в здоровом тонусе, руки делали свое дело, а ноги путали соперников, не давая им возможности подобраться близко.
Он наклоняется и наносит удар в солнечное сплетение наконечником эскримы, заставляя очередного бугая согнуться пополам и вырыгнуть недавний обед на асфальт подземки. Очередная серия ударов содрогает его скулы, заставляя взвыть от боли. Найтвинг колотит самозабвенно, кровь окропляет наконечник. Ричард разворачивается и ударяет наотмашь ногой по черепу ублюдка, заставив его прокрутиться в воздухе и упасть на холодный и мокрый пол. Враг потерял сознание.
Дик обернулся. Его лицо было забрызгано багровыми пятнами, он тяжело дышал, а с губ срывался угрожающий рык загнанного в угол зверя, готового порвать всех присутствующих на куски.
Так выглядит человек, душу которого в очередной раз разорвали на части и выбросили, словно ненужную вещь. Последней каплей стало предательство Кассандры, спланированное, подлое, сделанное исподтишка. Ведает ли она, в какую игру ввязалась, и как дорого ей придется заплатить. Согласна ли она на эту цену?
Поздно было делать какие-либо прогнозы. Враги отступили в сторону, всматриваясь в угрожающее лицо героя, скрытое под маской Ночного Крыла. Хотелось забыться, полностью погрузиться в пыл жаркой схватки, спалить себя без остатка, оставив лишь пепел на поле сражения.
Смех. Дикий, пробирающий до внутренней дрожи, вселяющий страх и ужас.
Ричард оборачивается, не желая верить собственным ушам. Хотелось молить лишь об одном — безумного Клоуна не должно здесь быть!
Нет.
Маниакальная улыбка, глаза, горящие безумным огнем, и смех, являющийся последним звуком, который ты слышишь перед смертью. Сомнений не было. Джокер не умер, он вернулся, и у него масштабные планы на этот город.
Внезапно для самого Грейсона картина происходящего из разрозненных осколков принялась складываться в единый пазл. Столкновение враждующих группировок, Блэйк. Предательство Кассандры. Их заманили сюда. Все было спланировано заранее и разложено по полочкам в ожидании того, как двое недотеп нарушат призрачный порядок, создав всеобщий переполох.
Они вошли в клетку, и ее дверца захлопнулась. 
- Джокер...
Перед глазами поплыли картины того проклятого дня, когда Клоун тащил его за ногу, избитого, раненого, уничтоженного по территории цирка Хэйли, рассуждая о судьбе Дика Грейсона - человека, скрытого под маской Найтвинга. Тогда он уже знал... Райя была мертва, как и большая часть его друзей-циркачей. Дику хотелось умереть, но у судьбы были на этот счет другие планы. Брюс спас их, но Дик не простил его. Ситуация не изменилась даже столько лет спустя.
Ричард ринулся вперед, желая покончить со всем раз и навсегда. Он был готов совершить прыжок в направлении Джокера, но проклятая псина Роуна преградила дорогу, впиваясь в своего врага стальной хваткой острых зубов. Дик не удержал равновесие и повалился на землю, вставив в челюсти одну из дубинок. Собака надавила лапой на рану, заставив Найтвинга вскрикнуть и зажмуриться от адской боли, сковавшей тело героя.
- Уйди прочь, скотина несчастная!
Боковое зрение уловило движение в стороне. К Найтвингу решительно приближался враг, встречи с которым он ждал и желал избежать одновременно - Блэйк. Дику не успеть среагировать вовремя. Это конец, верно? Все закончится здесь? На мокром асфальте? Совсем как тогда... Символично...
Темная тень сносит с ног врага прежде, чем он достигает своей цели.
- Блэк Бэт!
Она спасла его, оставив возможность для маневра. Ричард объединяет дубинки эскримы, превращая их в посох и давая себе дополнительный рычаг для рывка. Мощным броском он откидывает пса в сторону, больно ударив тушу об асфальт. Точный удар посоха приходится по челюсти, заставив зверя взвизгнуть и попятиться назад. Больше он не станет атаковать.
Джокер смеется, разыгрывая очередное представление. Дик сглатывает нервный ком, подступивший к горлу. Ситуация начинала выходить из-под контроля, и его это беспокоило. Нужно выбираться отсюда и как можно скорее.
Спутавшийся комок мрачный теней в лице Блэйка и Кассандры продолжал невнятную борьбу. Ричард был уверен в боевых способностях сестры, но знал, что этого будет не достаточно. У него есть возможность лишь для одного рывка, и Кас дает ему ее, указывая в сторону главного противника.
Автоматная очередь режет слух. Нельзя терять концентрацию. Найтвинг выжидает, после чего выбрасывает сюрикен, выбивая орудие из рук безумного Клоуна. Ричард отталкивается от посоха и выбрасывает тело вперед, стремительно приближаясь к Джокеру.
Удар.
Он падает на землю, ощущая чудовищную боль в затылке. Волосы намокают. Дик прислоняет ладонь к затылку и ощущает влагу на собственной руке. Раздается знакомый, пробирающий до костей смех. Стальная труба падает рядом с его телом. Ричард видит приближающиеся ноги одного из преступников, которые расплывались перед затуманенным голубым взором. Подлый удар под дых заставляет парня согнуться пополам. Его хватают за волосы и поднимают, заставив встать на колени перед Клоуном.
Глупый, испуганный мальчишка, который в очередной раз поддался собственным эмоциям.
Ты единственный из них, кто самозабвенно пытается окружить себя людьми и видит в этом смысл собственного существования. Ты жаждешь человечности. Проблема в том, что люди всегда предают, птенчик.
Слова Джокера вновь отчаянно всплыли в голове. Лишь сейчас Дик осознал вложенный в них смысл. Осознал, что он проиграл...

Враждебность, пытающаяся заглушить удушающий и неловкий страх...  Ярость,  затушенная в пепельнице ужаса... Безумие, лицезревшее и скрывающее панику... Он считывал весь этот сброд так просто, что вновь и вновь хотелось дьявольски гоготать, перекрывая всю эту какафонию умопомешательства... Такие амбициозные и так просто загнанные сюда... Скот, который привели на убой... Кто хочет немного свининки? А говядинки? Или петушатинки? Вон тот ведет себя совсем как петух. А как кукарекает. С простреленным языком интересно сможет также? А мышата, мышата! Вы только поглядите, как пищат и барахтаются. Нет ничего забавнее летучей мышки прыгающей по земле... А уж если ей подпортить крылья и лапки... Интересно, как будет она вести себя тогда? М? Может стоит проверить?
Чем более хаотичным становился мир, тем все больше Джокер ощущал себя на своем месте.  Тем все более его охватывало чрезвычайное, неописуемое опьянение успехом очередного своего гениального плана,  пестревшего перед ним обилием цветовой палитры воображения. Ох, как он повеселится, как поглумится... Все, все, все должны помнить, что есть такой смех, который лучше никогда не слышать. Либо же - быть на его стороне. А не поступать так, как поступили банды, которых он загнал сюда.  Перетравить бы их всех одним махом, но... сначала можно немножко послушать, сыграть в паиньку... поупиваться извинениями...Разве можно отказывать убогим в унижении перед смертью? Пусть целуют мои ботинки - а то, кажется, кто-то слишком заляпал их своей кровью.

— Что-то вы слишком притихли, —  клоун говорил громко и четко бросал слова, зная, как сильно ударяются они о тупые головы собранного здесь общества. — А я ожидал, что сейчас вы толпой падете передо мной на колени, умоляя пощадить вас, ради былых заслуг, тетек, дядек, неоплаченных счетов... Кстати о счетах. Вы все должны мне. Кто хочет первым рассчитаться?

Глаза, которые похоже имеют лишь один цвет - глубокой и вязкой тьмы, пробегаются по воззрившемся на него людям, и естественно не находят то, чего желают. Но это не мешает Джокеру обнажить желтые зубы, растягивая губы в кровожадной, довольной улыбке. Будто бы ему только что преподнесли подарок, который он так давно ждал... Будто бы именно этого он и хотел.

— Джокер сдох давно в своем убогом цирке, — заговорил кто-то низким голосом. Это был высокий, огромный негр, чей левый глаз пересекал шрам. — А ты всего лишь жалкое пугало, которое пытается занять его место. Но баста! Мы сами правим Готэмом. Нам не нужен для этого разукрашенный псих... Тем более подражатель...

Смех клоуна скрипнул и... погас. Лишь глаза сверкнули в спящем жерле глазниц...

— Так значит... подражатель? — интонация его голоса стала мягче, но более вкрадчивой и влекомой к какой-то потаенной мысли, которая желала вот-вот воплотиться в реальность. — Знаешь, я вот задумался, о том... а вдруг ты прав? Каюсь, каюсь! Вы меня раскрыли! Снял бы маску, да увы, — демонстративно трогает шрамы около рта. — Не получится. Что же вы со мной сделаете? Сдадите властям? Бэтси? А может... убьёте? Или же... — клоун спрыгивает с платформы, отдавая кому-то в руки свой автомат, идя прямо к тому, кто некогда назвал его подражателем.

Все отшатывались от него, как от чумы. А он и не смотрел вокруг, его интересовал лишь один, чья мысль веселилась и развлекалась в черепушке столь странного гения. Когда клоун добрался до головореза, тот и бровью не повел, глядя сверху вниз, на того, кого не считал Джокером. А зря... Ох, как зря.

— Так что же ты сделаешь с подражателем, а? Гляди-ка, я совсем безоружен, решил сдаться сам... — поднятые руки, наклон головы, усмешка. —  Но может перед этим... немного посмеемся? Над твоей умной рожицей, например...

Негр накланяется, будто собирается просто взять и раздавить вечно болтающего клоуна, утратив всякую бдительность. И это его ошибка. Искрой сверкает в ладонях Джокера маленькое, тонкое лезвие... И лишь шмякнувшееся перед ним тело говорит о меткости незамеченного выпада. А затем клоун развлекается тем, что вновь и вновь вонзает нож в захлебывающегося в собственной крови головореза. Снова и снова... Сколько раз? Не сосчитать... А вот копам точно будет, чем заняться, если они сюда явятся. Интересно, как там чертяга Гордон? Булькающиеся звуки и хрипы стихают вскоре, а перепачканный в алом злодей выпрямляется и дружелюбно улыбается притихшим собравшимся.

— Кто-то еще блещет гениальными мыслями? Ну же делитесь, не стесняйтесь... Я выслушаю всех, — бурлящие наслаждение так и сквозит в каждом выдохе и вдохе  говорившего. Но внимание с его персоны неожиданно перескакивает на пса Блэка, который с остервенением и силой вцепился в одну из летучих мышек.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, клоун прыгнул на платформу, возвращаясь на свое почетное место и отнимая у кого-то пистолет. Крик возмущения - выстрел в упор. Не церемонясь. Но как бы не любопытен был исход поединка животного и Грейсона, Джокера привлекает клубок из тел Блэк Бэт и Блэкреала. В чем-то убеждается, с чем-то соглашается. Хм... Я не ошибся, решив, что все не просто так в этом театре абсурда...
А из его пальцев выскакивает оружие... чьим-то ударом, чьим-то вниманием. Тогда клоун медленно оборачивается к источнику, изучая то, что видит. Сколько же ненависти под маской. Юношеской и занятной. Бэтси и как ты его учил? Попытка нападения провалена, битва мышонка - окончена. И это столь забавно, что безудержный смех сотрясает тело Джокера, пока парня тащат к нему. Кто-то решил выслужиться, сохранить себе жизнь, играя на стороне безумца.  Но разве я замечу это?

— Ну здравствуй,  крошка Дик, — одним лишь взглядом клоун отгоняет прочь того, кто поспешил помочь Джокеру, остановил нападение Найтвинга. — Как там Бэтси? Уверен, вы скучали по мне. А как я скучал по вам!  Н-е п-е-р-е-д-а-в-а-е-м-о! Мхрхрхр. Не думал, что ты оправишься после нашей последней встречи... Вспоминаешь Райю, кстати? Милая девчушка, давненько ее не видел... А как она сопротивлялась, когда я изучал ее после воскрешения... Ай-яй-яй. Приходилось наказывать. Да и что тут поделаешь, верно? Нужно будет найти ее, посмотреть какой теперь стал ее нрав...

Ловит эмоции, довольствуется увиденным, ходит туда-сюда перед Найтвингом, будто в экстазе.

—  Так где же твоя радость, а? Почему не смеешься? Не веселишься! Ты ведь рад меня видеть, признайся! — Джокер поддевает подбородок Грейсона, заставляя его смотреть на себя. — Как думаешь, Бэтси расстроится, узнав, что на двух мышек в его отряде сегодня станет меньше? Что скажешь? Или скажешь кое-кому другому? Ох, я уверен он захочет с тобой поговорить, а пока... — подлый, грубый пинок ногой в живот. заставляет Найтвинга свернуться пополам, в то время как клоун оборачивается и кричит куда-то:

— Блэкииииииииииииии! У меня есть для тебя подарок! Советую тебе поторопиться, а то мне кажется, что он вот-вот вырубиться. И не забудь захватить свою очаровательную подругу-мышку. С ней я бы тоже пожелал бы побеседовать. А вы, —   злодей снова замечает уставившихся на него головорезов. — Выдохните пока, папочка немного занят. Развлекает гостей... Есть возражения?

В ответ ему - лишь напряженное молчание, которое абсолютно никто не решается прерывать.

— Вот и славненько, — он хлопает в ладоши, не прекращая делать лишь одно.

Улыбаться.

Жутко. Кровожадно. Как всегда.