on the first page of our story the future seemed so bright
then this thing turned out so evil, i don't know why i'm still surprised
even angels have their wicked schemes and you take that to new extremes
but you'll always be my hero even though you've lost your mind
Тео никогда не знал своих настоящих родителей, он был в системе с самого рождения. Такие находят приемные семьи очень быстро, люди намного охотнее берут младенца, чем сформировавшегося ребенка, вот и Тео забрали практически сразу. Рейкены казались хорошей семьей — двухлетняя дочь, хорошее финансовое положение, мать, которая много времени могла уделять детям. Все покатилось под откос через несколько лет. Отец будто сорвался с поводка, он даже не пил толком, он просто с годами все больше превращался в животное. И если Бет еще помнит его человеком, то для Тео он всегда был чертовым монстром. Безвольная мать только плакала и обнимала детей, пока те пытались забиться в угол, жались друг к другу как напуганные волчата.
Бет приходилось хуже. Тео отец хотя бы просто бил. Перенести физическую боль было намного проще, чем залечить те раны, что он оставлял на хрупкой душе Бет. Тео уже тогда усвоил простое правило — ничто не может сравниться с эмоциональной болью, никакие даже самые глубокие порезы, никакая агония сломанной руки. Никто не кричал на памяти Рейкена так громко, как Бет, которую насиловал отец, а к семнадцати годам он слышал достаточно воплей боли, от которых закладывало уши.
То, как таяла на глазах его старшая сестра, медленно убивало Тео изнутри. Он любил ее. В последние несколько лет она была единственной в этом доме, кого он мог назвать семьей, к кому не страшно было подойти, кто веял теплом, а не гнилой мертвечиной. Он старался заботиться о ней, пытался защищать, но что может сделать ребенок против взрослого мужчины? Ему не хватало физической силы, ему не хватало морального превосходства. Но он знал, что все еще мог помочь своей сестре, спасти ее от этого ада на земле.
Смерть была единственным выходом.
Смерть должна была стать освобождением для Бет — ее спасением, ее побегом. Тео знал, что поступает правильно, убивая сестру, толкая ее в реку и наблюдая за ее тщетными попытками выбраться. Он должен был убедиться, что она умерла, что она спаслась, что никто больше не причинит ей той чудовищной боли, что причинял ей отец, что она не вернется в семью, которая на проверку была прогнившей и полной трупных червей.
Тео передал Бет на попечение земле и вечному сну, он знал, что отдает ее в хорошие руки, что там ей больше не причинят вреда, не прикоснутся так, что останутся синяки, не доведут до слез. Он спасал ее и внутри становилось спокойнее — хоть кто-то из них вырвался из этого круга ада. Самих родителей он убьет позже, когда Докторая дадут заплутавшей душе силу, которой он так жаждал и так искал, когда научат скалиться и рычать диким зверем. Когда лишат последнего человеческого, что еще было в нем.
И оттого Тео так невыносимо видеть Бет живой в Бейкон Хиллз. Он узнает ее безошибочно, заходя в кафе. Он узнает эту улыбку, которую помнит так хорошо лишь потому, что видел чертовски редко. Он узнает этот голос, что успокаивал его. Он узнает ее — темные волосы, теплые глаза и шрам на левой руке. Он едва сдерживает болезненный рык от досады, от тоски, что рвет его на части — она не спаслась. Не освободилась. Не умерла.
Он все еще любит ее, конечно, любит, всей своей сочащейся гноем душой. Тео ничего не нужно от Бет, он не притворяется с ней, не врет, не надевает очередную маску. Он не хочет использовать ее для достижения каких-то целей, не хочет вовлекать в игры Докторов. Он просто хочет ей помочь, хочет освободить и успокоить. Защитить, закончить то, что начал семь лет назад. Тео хочет ее убить.
А Бет улыбается ему. Тео — единственное хорошее, что было в ее детстве. Приемный ребенок, который должен был вызывать в ней желание бороться за внимание родителей, но вместо этого она только жалась к нему ближе. Каково ей будет осознать, что все то светлое, что она помнит о своей настоящей семье — это глупая, наивная сказка? Что Тео осознанно и хладнокровно наблюдал за ее медленной смертью?
Вот тебе новая сказка, Бет, страшная и жестокая, золотого цвета нечеловеческих глаз твоего младшего брата.
just gonna stand there and watch me burn well that's alright because i like the way it hurts
just gonna stand there and hear me cry well that's alright because i love the way you lie
so maybe i'm a masochist, i try to run but I don't wanna ever leave
til the walls are going up in smoke with all our memories
❝ Девочка, которую забрали из неблагополучной семьи, которую укрыли, обогрели, научили не бояться людей. Научили летать под потолком на лентах, окрыленной и воздушной, будто руки ее становились крыльями и белоснежная ткань была в нее влюблена.
Новая семья любила ее, но у них не хватало денег, чтобы она занималась на достаточном уровне, чтобы выступала, чтобы ее тренировали. Джордан смотрел на нее и гадал, так ли завораживающе легка и прекрасна была его мать, так ли падало в пятки сердце у зрителей, когда она исполняла какой-то трюк — такая бесстрашная и волшебная, будто воздух был для нее прочнее земли. Он начал помогать Бет потому, что кто-то должен был, потому что это показалось чем-то стоящим и человечным после Афганистана. Белые полотна в его памяти покрывались пятнами крови, но упорно стирали все страшные воспоминания. Он помогал Бет учиться летать, а она немного помогала ему жить и помнить о его семье в России, когда Джордан уже и сообразить не мог, когда в последний раз чувствовал свою с матерью связь. Он не думал, что с этой девочкой в прошлом случилось что-то настолько ужасное.
На хрупкой, бумажной душе гуттаперчевый девочки кому-то хватило жестокости оставить такие раны, которые даже белоснежные полотна не смогут перевязать.
Джордан помогает Бет, когда не хватает денег на костюмы, подвозит поздними вечерами из зала, бинтует руки, потому что она так и не научилась это делать, а если родители узнают, то заберут ее и не позволят дальше заниматься. Бет ему как младшая сестра, по которой он скучает вдали от дома, как какая-то дань уважения матери, какая-то отчаянная с нею связь.
Ткань пылает и дымится какой-то химией. Джордан пылает сам. Он смотрит на стоящего напротив оборотня и впервые осознает себя в огне, осознает огнем — себя. Круг пламени окружает Бет — господи, за что ей все это? — защитной стеной. Тео скалится и боится сунуться ближе к огню, ожоги на лице стремительно заживают. Ему не нравится, что она жива, ему не нравится, что он не закончил дело, что не освободил ее тогда смертью, как должен был.
— Я не хочу причинять тебе вред, — Джордану дышится неожиданно легко, хотя дым стремительно заполняет огромный зал. Джордан не хочет делать никому больно, ему хватило Афганистана, черт возьми, ему по горло хватило.
— Забавно, — Тео не оставляет попыток подойти ближе, обжигается, рычит и снова лезет в огонь. Кружит вокруг Джордана и сестры как шакал-падальщик. — А я хочу. Кто бы ты ни был, тебе хорошо там, а? Ты можешь долго там стоять. я тоже никуда не спешу. Преимущество оборотня, ха?
Тео демонстративно рассматривает еще один исчезающий ожог.
— Мои легкие тоже восстановятся, а вот ее, — он кивает на Бет и скалится так болезненно, будто ему больно от одной мысли, что она жива, — я сомневаюсь. Сколько она еще продержится за этой дымовой завесой? Сколько ты сможешь ее там прятать от меня? Пять минут? Двадцать? Она умрет от моих рук или от твоих, но это случится сегодня, Джордан. Я должен ее убить, только это спасет ее. Одно тело. Давай не будем увеличивать работу в морге и добавлять туда еще.
Джордан думает, что из ада пришел вовсе не он, потому что демон преисподней стоит прямо перед ним, и пустота на месте его души просматривалась в желтых глазах.
А Тео вглядывается в огонь, ищет черты сестры. Он помнит, как им было жить в той семье, он помнит безвольную мать, которая только и могла, что приносить воду и неловко обнимать, успокаивая. Он помнит, как бил его приемный отец, как называл паршивым щенком, которого они пригрели и который по гроб жизни должен быть им благодарен, ведь его родная мать отказалась от него. Он помнит, как отец насиловал Бет, ее крики, ее слезы, ее стекленеющие глаза, из которых с каждым днем испарялась жизнь. Тео должен был спасти ее, должен был освободить из этого ада, должен был убить. В ней не было жизни. Для нее жизни не было. Смерть была освобождением, шансом, побегом. Тео делал, как лучше, он делал все это для ее же блага. Но она жива.
Она не спаслась.
— Тео, — Джордан правда пытается. — Тео, я знаю, в тебе есть что-то человеческое. Остановись сейчас и мы забудем об этом.
В Тео нет ничего человеческого. Тео ненавидит это слово всеми своими скудными способностями к проекции эмоций. Для Тео люди никогда не были милосердными. Тео не видел от них ни любви, ни сочувствия, ни силы. Люди, которых он видел, насиловали маленькую девочку и били его. В них не было ничего человеческого.
Звериный рык заглушает даже рев огня.
Итак, слухи говорят о том, что в 5B появится сестра Тео, поэтому я решил воспользоваться этим. Думаю, объяснять, почему я хочу, чтобы на внешности была именно Люси Хейл, не нужно. Кроме того, она чудесна сама по себе, поэтому я буду настаивать именно на ней.
Здесь вас жду не только я. Джордан Пэрриш готов восхищаться вашими полетами на воздушных полотнах и прятать вас от меня. Собственно, от меня вас, наверное, будет готов прятать весь город. Если вам, разумеется, поверит кто-то, кроме Стайлза
Еще у нас есть биологическая моя мать — Дженнифер Блейк. Думаю, ей тоже будет интересно узнать о единственном человеке, который смог вызвать во мне привязанность и любовь. Пусть и такую извращенную.
Хочется долгих и болезненных отношений, потому что Бет верит в хорошее — упрямо и нелепо. Именно это позволило ей продолжить жить и радоваться новому дню. Она не понимает до конца, как опасен Тео, не хочет, не может поверить в то, что он хочет ее убить. Она твердо стоит на ногах именно благодаря тому, что видит мир в светлых тонах. И поэтому она не отступит, и он — он не отступит тоже.